Бьорн грузно спешился, осмотрел рану лошади и нашёл её неопасной. Затем с корнем вырвал пук густой травы и стал тщательно протирать окровавленное лезвие. Закончив с этим, свад медленно проговорил:
- Я остаюсь на ночёвку здесь. Мёртвые не кусаются.
- Я остаюсь на ночёвку здесь. Мёртвые не кусаются.
- Путешествовать во тьме не стоит. А трупы лучше сжечь, - высказался мессир Аверин, снимая бургиньот, что не раз спасал кондотьера от напастей многих. А один раз сей шлем побывал оружием... Это сильно удивило одного бретонца-подлеца голубых кровей.
Виночерпка Анна, младая дева с золотыми волосами, робко приблизилась к добрым рыцарям и, в пояс поклонившись, молвила:
- Риттер Хайнрих изволил забухать со своими кнехтами, а потому ранее утра его не ждите. Велел он передать, что трупов средь его ночевка не пугает, а испытанье духа развлеченьем станет лишь.
- Риттер Хайнрих изволил забухать со своими кнехтами, а потому ранее утра его не ждите. Велел он передать, что трупов средь его ночевка не пугает, а испытанье духа развлеченьем станет лишь.
Ни жеста, ни слова, не обронил в общий котёл разговора фальшпринц земли красного солнца и вина. Одним взглядом подозвав к себе молчаливого мавра, он склонился к самой шее вороного коня и тихо прошептал,
-Рас-с-с-счлените тела и выс-с-с-ставите головы вокруг лагеря,- и повернувшись к Бьёрну,
-Мёртвые тейс-с-ствительно не кусаются... In citcumstantia vulgaris. Но сдес-с-сь паутина тоньше лунного луча,- и стрельнув осторожным взглядом из под поднятого забрала в сторону кондотьера едва заметно кивнул в ответ на его слова.
Запоздавший к сече, Августин не стал заботиться о павших. По одним только рожам их было видно, что разбойники сии нехристи, а потому хуже шелудивых псов и души их уже давно пляшут на сковородах, а тела... да пес бы с ними.
- Выбросить бы падаль подальше, чтобы лесное зверье не пришло к нам столоваться, - хмыкнул он, оглядывая трупы, - хотя проще бы нам остановиться дальше по тракту.
- Выбросить бы падаль подальше, чтобы лесное зверье не пришло к нам столоваться, - хмыкнул он, оглядывая трупы, - хотя проще бы нам остановиться дальше по тракту.
Мессир Аверин обратил вниманье, что кроме добрых рыцарей тут ещё кто-то есть. Оценив цвет волос младой девы, кондотьер латинянский ответил:
- Хорошо, пожеланья риттера мы учтём.
Затем мессир взглянул на добрых рыцарей, что смогли прийти к соглашенью.
- Ну а теперь, господа, вернёмся в лагерь наш. А то все солдаты и слуги напьются. А сия картина в лесу угрюмом не по вкусу мне, - предложил покинуть поле короткой битвы Аверин Сфорца.
Бьорн Валгрен закончил вытирать от крови лезвие своего чудовищного топора, тускло блестевшее в лучах заката. Он тяжело залез на коня и развернул его к лагерю. Затем же снял шлем и повесил его на пояс, открывая солнцу своё мужественное, грубое, словно из камня высеченное лицо, укрытое, словно осенней травой, пшеничного цвета волосами.
- Едем.
Ночи в здешних лесах неспокойные. Качаются на ветру скрипучие сосны, над головами, не видимые никому, перекрикиваются над головами совы и козодои, а за кругом, ясно освещенным костром, смеются и повизгивают голодные литважские божки, уже чующие свежее мясо.
Густой масляный дым стелится с окраины лагеря, где горит костер из человечьих тел, головы которых уже выставлены на кольях, отпугивая нежеланных гостей. Все как будто бы от одного отца, одинаково уродливы и гадки, нечесаны и немыты, одеты в невыделанные шкуры и губительно смердячи. Что за народ такой?
+Кнехты пируют совсем рядом с лесным зверьем, которому сегодня тоже перепало мертвечины.
+Старый козак (sic!) с Краины страшает латинских солдат историями о диких и кровожадных литвагах и хвастается талисманом из костяшек пальцев. Слишком длинных и слишком массивных, чтобы принадлежать человеку.
+Охотники рассказывают об огнях, виденных на другом берегу речушки в часе пути.
+Оруженосцы хвастают друг перед другом числом побитых разбойников, но то и дело замолкают — никак не оставляет ощущение, будто кто-то ходит за окраиной лагеря. Но нет, просто ветер.
+Солдаты мимоходом замечают, что куда-то запропастился Клаус-аркебузир. Но куда ему деться посреди чужих земель?
+ Сведущий в картах Андроник сообщает, что в двух днях пути отсюда должен находиться первый литважский город, откуда княжет князь Володимирский.
Чем заняты герои и какой у них план на завтрашний день?
Густой масляный дым стелится с окраины лагеря, где горит костер из человечьих тел, головы которых уже выставлены на кольях, отпугивая нежеланных гостей. Все как будто бы от одного отца, одинаково уродливы и гадки, нечесаны и немыты, одеты в невыделанные шкуры и губительно смердячи. Что за народ такой?
+Кнехты пируют совсем рядом с лесным зверьем, которому сегодня тоже перепало мертвечины.
+Старый козак (sic!) с Краины страшает латинских солдат историями о диких и кровожадных литвагах и хвастается талисманом из костяшек пальцев. Слишком длинных и слишком массивных, чтобы принадлежать человеку.
+Охотники рассказывают об огнях, виденных на другом берегу речушки в часе пути.
+Оруженосцы хвастают друг перед другом числом побитых разбойников, но то и дело замолкают — никак не оставляет ощущение, будто кто-то ходит за окраиной лагеря. Но нет, просто ветер.
+Солдаты мимоходом замечают, что куда-то запропастился Клаус-аркебузир. Но куда ему деться посреди чужих земель?
+ Сведущий в картах Андроник сообщает, что в двух днях пути отсюда должен находиться первый литважский город, откуда княжет князь Володимирский.
Чем заняты герои и какой у них план на завтрашний день?
Бьорн подсаживается к слушателям козака. Слушая вполуха его истории, Валгрен посматривает на Хайнриха. Если тот пойдёт искать своего потерявшегося аркебузира, Бьорн молча встанет и пойдёт с ним.
Джунта осведомляется о литвагских бабах, ибо Лукреции маловато. Санчо предлагает козаку сыграть во что-нибудь, чтобы выиграть модный талисман. Гергь внимательно следит за тем, чтобы солдатики кондотьера были паиньками.
Аверин пытается больше узнать о городе у Андроника. Оба в шатре мессирском, как и Генрих, которому одновременно страшно и интересно.
Потом Аверин подходит к тем рыцарям, что слушают историю козака, чтобы поведать то, что ему стало известно. И кондотьер не против поспасать кнехтов. Они могут пригодиться.
Убедившись в том, что его приказы были приведены в исполнение, принц уединился в своём шатре вместе с обсидиановым исполином и огненновласой женщиной, по понятным причинам предпочитающей мужскую одежду, колет из толстой кожи, рубаху и панталоны из грубой ткани, да пара высоких кавалерийских сапог, с подвёрнутыми у коленей голенищами. Единственными украшениеми женщины, помимо естественных, были начищенные до блеска медные пряжки колета и висящий на перевязи клинок со сложной гардой. Чёрный Циклоп же всем одеждам и украшениям предпочитал наготу. И свои предпочтения продемонстрировал, как только занавеси шатра сомкнулись за его спиной.
Принц стиснул чёрный бархатный покров, укрывающий лежащие на столе инструменты и в нетерпении потянул тяжёлую плотную ткань на себя. Рука любовно погладила разложенные на столе инструменты. Гишпанские сапожки, тиски для пальцев, набор клещей и изогнутых лезвий на свой вкус, странной формы деревянная груша с выходящим из неё винтом и парой рукояток для удобства удержания. На миг задержавшись на груше, рука-паук продолжила свой путь, сжав рукоять кнута,
-С-с-скоро... Боль и страх боли - ещё один инструмент Демиурга, которыми он держит своих рабов в узде!- принц смотрел на кнут, но слова его были предназначены для ушей женщины. Принц кивнул молчаливому слуге, хватаясь за ремни, прикреплённые к столбу, поддерживающему шатёр,
-Абу, приступай!
И запел кнут в руках Нигредового Колосса, снова и снова опускаясь на плечи и спину Фортунадо. Кнут - в умелых руках оружие страшное, способное искалечить человека в два удара. Руки, в которых он находился сейчас в полной мере могли быть отнесены к умелым. Мавр бил с разумением и в полном соответствии с приказами своего повелителя, стремясь не покалечить, но причинить боль. Боль страшную... Боль мучительную... Боль освобождающую... Карий глаз внимательно следил за процедурой из под покрова пламени волос. Женщина училась, женщина запоминала. Женщина готовилась занять место учителя.
Опрокинув очередной кубок, Хайнрих нахмурился.
- Как это Клауса нет?
Мейнард пьяно икнул и пожал плечами.
- Вообще нет, герр риттер. Запропал, сталбыть.
Резко поднявшись на ноги, рыцарь нахлобучил шлем.
- Копье! - потребовал Хайнрих и в тот же миг оружие оказалось вложенным в его руку.
- Что-то мне не нравятся звуки лесного пиршества. Не пируют ли там имперской кровью!?
Хайнрих с оруженосцем и одним кнехтом идут проведать зверье, освещая дорогу взятыми в костре головешками.
Бьорн молча встал, надел шлем обратно на голову, взял факел и пошёл с Хайнрихом.
Бьорн подоспел на самую сочную часть истории. Красноречие козака, подмазанное хорошим винцом, которого ему то и дело подносили на щите, просто не знало равных:
— Шкура на нем как бы веригизья, зубы сверху, зубы снизу, а лица не видать, сам мохнат, а руки чисто человечьи с такими когтями... С такими когтями, что тебя вот ента твоя стеганка-валянка не спасет, чтоб колесу не катиться! Он-то на меня рванул, а я-то ему как дадь из обоих стволей да прямо в рожу. Ну-у, завыл, запалился, ясно дело, лапищи потянул, а тут-то я ему одну ка-ак хвать топором! А вот второй он меня и достал, — козак лихим движением сбивает шапку, и даже при свете костра становится ясно, что чуб — единственное, что сможет носить этот вояка до конца своих дней. Кожа на его голове розовая, вздыбившаяся буграми и залегшая бороздами; не брешет, видать, и вправду кто-то содрал ему чуть не весь скальп. Прбилизившийся мессир Аверин успел застать эту сцену, как и услышать вполголоса произнесенную фразу тощего нескладного мужа с глазами совы и носом ястреба, деловито почесавшего куда более приятное на вид блюдце тонзуры на своей голове:
— И волки о двух ногах. Конечно. Пальцы сохранил, а когти этот веревульф сбросил, вероятно, на бегу. Да видно же, что это фаланги ауриканского бизияна невероятной силы и ужасного вида. Таковые живут в Аурике вместо людей и славят Врага. За что достойны всяческого порицания, как и любители таких вот побасенок, — распрямившийся едва ли не на три аршина, святейший брат удалился, бормоча уже что-то неразборчивое и грозя узловатым пальцем в сторону солдатни.
Между тем чуть поодаль от костра, в господских шатрах, творилось действие совсем другого толка. Под лазурным пологом, так точно передающим цвет чистого неба родной Латинии, но в сравнении с ним казавшимся почти кощунством, два ученых мужа ведут беседу географичного толка:
— Володимир есть город богатый, торговлей и всяким ремеслом славный. Торговый люд этой земли видали и в Королевстве и в Унгре, и на землях имперской Эрмани. Люд тамошний кланяется Кресту и плетке мятежного и дурного нравом князя Свидригайла. Вот, писано, будто бы нет такой крепости ни западнее, ни восточнее, какая есть Владимир каменный — добавляя своим объяснениям наглядности, книжник водит пальцем вокруг малой точки на старой выцветшей карте и зачитывает, переводя на ходу, отрывки из тонкой, чудом сохранившейся книжки, сшитой промеж двух деревянных дощечек.
За этими изысканиями все собравшиеся слышат стоны и звонкие щелчки, доносящиеся с другого края лагеря, а совсем поблизости — бряцанье оружия и тяжелые шаги.
Лысый Рейнер, нервно гоняя по рту слюну и щурясь в свете собственного факела, ведет своего господина к северной границе поляны, где, закрепив на голове свой черненый шишак, останавливается и ждет указаний господина. Где-то далеко впереди слышен приглушенный рык и звуки терзаемой плоти...
Бьорн, тяжёлый и монументальный в своих доспехах, выходит вперёд. В его левой руке - ярко горящий факел. Он держит его на отлёте, чтобы свет не слепил глаза. В правой руке он держит чудовищный топор с тёмным, тускло блестящим в свете факелов лезвием. С щита за его спиной скалится киноварный дракон, частично закрытый скелетом арбалета. Бьорн несколько секунд вслушивается в рык и грызню, а затем бесстрашно выходит им навстречу, поднимая факел над головой.
- Райнер, пустая твоя башка, ну кто так держит факел? - из-под окрашенной пламенем в красный личины послышалось недовольное ворчание.
- Погляди как действует герр Бьорн и бери с него пример. И пошевеливайся!
Подняв факел повыше и перехватив копье поудобнее, Хайнрих твердым шагом двинулся во тьму, чувствуя как его рот сам собой растягивается в улыбке, предвкушая скорый бой.
Копье пехотное, если что.
- Погляди как действует герр Бьорн и бери с него пример. И пошевеливайся!
Подняв факел повыше и перехватив копье поудобнее, Хайнрих твердым шагом двинулся во тьму, чувствуя как его рот сам собой растягивается в улыбке, предвкушая скорый бой.
Копье пехотное, если что.
Пиздос, ебанутая графомания.
Рыцари миновали последнюю, скорее символическую преграду, отделявшую лагерь от дикого литважского леса и оставили за спиной свет солдатских костров. Теперь перед ними лежала только волглая темень, из которой факел выхвативал только очертания древних елей и ломкие, дрожащие от каждого движения, заросли крушины и волчьего лыка. Чем глубже забирались герои, тем громче становились звуки кровавого пира и сытое тявканье, и тем сильнее чуялся запах крови.
Еще несколько шагов, и звуки стихли, а затем случайное движение факела Бьорна высветило невдалеке пару огромных янтарных глаз, внимательно смотревших на пришельцев и, вероятно, ожидавших их действий. Из-за спины свада Хайнрих мог увидеть, что эта пара глаз тут была далеко не единственной и принадлежала огромному черному зверю, не меньше сажени от хвоста до своих острых белых клыков.
Глухой рык разнесся в холодной, пахнущей кровью и смолой лесной ночи, давая последний шанс одуматься и отступить.
Бьорн взмахнул факелом, образуя в воздухе яркую дугу, и с усмешкой сказал зверю:
- Ну? Чего поджал хвост? Мне нравится твоя шкура. Иди-ка сюда, зверюга.
- Пшли прочь отсюда, зверье! - рявкнул риттер, взмахнув над головой факелом и ткнув для острастки копьем в сторону вожака. В голове Хайнриха поселилась твердая мысль, что нажравшиеся звери едва захотят вступить в схватку с людьми. И лишь маленьким червячком сомнения увереннось точила другая мысль: масковитские гиблые чащи - не родные леса.
Волки единой волной дернулись назад, когда факелы замельтешили туда-сюда — присоединились и Рейнер, и Манфред — но после подались вперед и обнажили зубы — длинные, загнутые, как басурманские сабли. Вожак резко вскочил на свою добычу, готовясь защищать ее от проигрывающих числом пришельцев. Факел осветил густую черную шерсть, уродливый, пересекающий лоб шрам и хитрые, почти по-человечьи злобные глаза. Рык снова прокатился по этой ожившей стене когтей и клыков, а затем ответил откуда-то справа.
...
Бьорн широко улыбнулся:
- Что, испугался, зверёныш? Боишься подходить? Тогда сейчас тебя постигнет участь всех трусов!
Бьорн достал из-за спины арбалет и неспешно прицелился в морду вожаку, здраво рассудив, что зверьё здесь непуганое. А затем нажал на спуск.
Стрела, всего миг назад смотревшая на волка с ложа арбалета, теперь с треском, какой обычно издает сырое дерево, расколола звериный череп, пробив голову над правой бровью. Зверь, хоть и был он невероятной стати, будто бы сжался, обмяк и от мощи выстрела едва не перевернулся через себя. В факельном свете Бьорн увидел последний взгляд своего противника — и тот был страшен, как видение самого Ада. Когда вожак вытянулся на задних лапах, уже обрушиваясь на спину, внимательный глаз мог разглядеть и то, как удлиннились его пальцы, как сжались они в агонии, как пасть, наполняющаяся человечьими зубами, выпустила последний яростный крик. Волк обрушился с кучи человечьих тел, а черная волна его братьев в едином движении устремилась на людей.
- Коли! - воскликнул рыцарь, устремляясь на самого резвого волка, целя копьем прямо в тушу. 8 кубов
- Коли! Не подпускай зверя к своей глотке! Не трусь! Стой твердо и коли!
Дюжина волков кинулась на четверых героев, грозя задрать и растерзать любого, кому не хватит выдержки встретить этот натиск лицом к лицу.
Один из них слепо налетел на копье доблестного Хайнриха и остался извиваться в агонии, все сильнее вдавливая стальной клюв себе в брюхо, а двое уже готовы были перегрызть уязвимые сухожилия на ногах и вырвать сжатые на древке пальцы.
Четверо окружили Бьорна, клацая зубами по броне, стараясь то прогрызть крепкую сталь, то повалить рыцаря и подмять под себя, лишая сил к сопротивлению.
Что-то страшное творилось и на флангах, где Рейнер, судя по звукам, отбивался изо всех сил.
Один из них слепо налетел на копье доблестного Хайнриха и остался извиваться в агонии, все сильнее вдавливая стальной клюв себе в брюхо, а двое уже готовы были перегрызть уязвимые сухожилия на ногах и вырвать сжатые на древке пальцы.
Четверо окружили Бьорна, клацая зубами по броне, стараясь то прогрызть крепкую сталь, то повалить рыцаря и подмять под себя, лишая сил к сопротивлению.
Что-то страшное творилось и на флангах, где Рейнер, судя по звукам, отбивался изо всех сил.
Едва копье пронзило зверя, из-под бронзовой личины раздался возбужденных хохот рыцаря:
- Давайте же! Грызите! Грызите резче, чаще глубже! Недолго вам осталось!
Выпустив из рук древко, Хайнрих рванул из петли клевец и направил острие в волчару, пристраивающегося сзади.
Quick draw и атака на оставшийся пул в ногоеда.
Массивный, зловеще выглядящий арбалет занял своё место за спиной свада, а в факельном свете уже тускло блеснула сталь чудовищного топора, сливающаяся в смертоносную дугу. Бросившаяся на шведа троица волков отлетела обратно на землю, истекая кровью из глубоких ран. Торжествующе хохоча, Бьорн воздел окровавленный топор над головой. И тут же ещё один волк, словно мстя за сражённых товарищей, прыгнул на него сзади, сбивая шведа с ног. Не ожидавший атаки свад с проклятием грянулся на землю.
Чекан уже почти лег в руку Хайнриха, как тот на миг замешкался, очарованный смертельной дугой, вычерченной сввдом. В тот самый миг факельный дым прокрался под личину и впился в глаза, зверь бросился в ноги и еще один повис на руке. В довершение этого Хайнрих зацепился пяткой за какое-то корневище и поскользнулся.
- Мать..тв..с..ка, - сдавленно выругался рыцарь, с лязгом завалившись на спину. Звериные челюсти сжались на конечностях и риттер живо представил себя крестьянской девкой, отчаянно сопротивляющейся грубым ухаживаниям молодцев. Вот только девкой он не был, а потому решил сопротивляться до самого конца и, крепко стиснув зубы, постарался со всего маху всадить вороненый клюв чекана в столь же черную шкуру, а второй рукой пытаясь нащупать рукоятку ножа.
- Мать..тв..с..ка, - сдавленно выругался рыцарь, с лязгом завалившись на спину. Звериные челюсти сжались на конечностях и риттер живо представил себя крестьянской девкой, отчаянно сопротивляющейся грубым ухаживаниям молодцев. Вот только девкой он не был, а потому решил сопротивляться до самого конца и, крепко стиснув зубы, постарался со всего маху всадить вороненый клюв чекана в столь же черную шкуру, а второй рукой пытаясь нащупать рукоятку ножа.
Прошу прощения. Не могу контролировать свой пафос.
Удар сердца.
Тяжёлая фигура воина в полных латах поднялась с травы. Пальцы в стальной перчатке нашарили и крепко сжали рукоять топора.
Удар сердца.
Воин прыгнул на свою цель с рвущим небеса боевым кличем. На секунду он завис в воздухе, а его топор пошёл вниз.
Удар сердца.
Бьорн рухнул на волка, как гром с небес. Вся его немалая масса сосредоточилась на тонком и остром полумесяце лезвия чудовищного топора.
Удар сердца.
Волк с разрубленным хребтом замертво упал на землю. А его убийца поднялся, вставая во весь рост. Ещё один боевой клич огласил сумрачную чащобу.
Удар сердца.
Удар сердца.
Тяжёлая фигура воина в полных латах поднялась с травы. Пальцы в стальной перчатке нашарили и крепко сжали рукоять топора.
Удар сердца.
Воин прыгнул на свою цель с рвущим небеса боевым кличем. На секунду он завис в воздухе, а его топор пошёл вниз.
Удар сердца.
Бьорн рухнул на волка, как гром с небес. Вся его немалая масса сосредоточилась на тонком и остром полумесяце лезвия чудовищного топора.
Удар сердца.
Волк с разрубленным хребтом замертво упал на землю. А его убийца поднялся, вставая во весь рост. Ещё один боевой клич огласил сумрачную чащобу.
Удар сердца.
Закончив с экзекуцией, сполна испивший из чаши Боли принц, коротко бросает Абу,
-Облачи меня!- пока чернолицый мавр тянется за дублетом, Фортунадо удовлетворёно проводит по мокрому пятну удовольствия, оставшемуся на брэ в напоминание о сладкой боли, после чего подносит влажные пальцы к губам и проводит по ним длинным языком. Абу возится с завязками кирасы, а принц натягивает бежевые панталоны и пышные бриджи, режущие глаз своей желтизной. С полуторным мечом в ножнах и заткнутым за кушак кистенем, принц покидает свой шатёр, обронив перед уходом,
-Проверь, как Клара ус-с-своила мой урок!- выйдя наружу, в объятия ночи, принц Фортунадо поводит по сторонам носам. Ноздри раздуваются, закачивая ночной воздух и уловив в запахе ночи нечто неправильное, Рудольф обращается к первому попавшемуся на пути кнехту,
-Что-то с-с-случилось!?!- скорее утверждает, нежели спрашивает принц.
Простоватый парень, густо заросший сальным каштановым волосом оторвался от почесывания затянутого в шерстяные чулки зада и попытался совместить поклон с пожатием плечами. Ни то, ни другое не вышло хотя бы удовлетворительным.
— Гасп-адин, вид-или агн-и в мил-е, движут сю-уда, два деся-атка их! А гасп-адина-ав Ханри-иха и Бео-орна нет! А те дво-оя реши-ить не могу-ут! Че-его дела-ать? — кнехт разогнулся и указал рукой в сторону предполагаемого северо-запада. Между тем атмосфера в лагере значительно изменилась — вокруг князя Рудольфа бурлила напряженная, но, по всей видимости, неупорядоченная и по большей части бесцельная деятельность: солдаты спорили друг с другом, то начиная вооружаться, то нервно переругиваясь и указывая на летний шатер, через стены которого просвечивали два статных силуэта, активно жестикулирующих и едва не сцепляющихся в драке.
Одним движением вскакивает принц Фортунадо на резвого жеребца мышастой масти. Одним движением запахивает ворот личины бургиньота. Губы под забралом складываются в трубочку и ночную тишину прорезает резкий свист. Так сыч выманивает свою законную добычу из тёмных лежбищ в глубинах земли. Но Рудольф д'Фортунадо зовёт зверей покрупнее. Из под бледно-жёлтой маски раздаётся надтреснутый голос,
-Грядите и зрите, рабы Демиурга!- посылая жеребца Аббадону навстречу тем, кто до поры, до времени скрыт вуалью Тёмной Матери. И вот, конь бледный, а на нём всадник, имя которому Герольд Кипящего Каоса несётся в ночь и свора адских псов следует за ним. И не постесняется он этой ночью показать свою власть - умерщвлять мечом, кистенем и зверями земными.
Твердым шагом вышел Августин из шатра, принял из рук верного слуги заряженный самострел. Соратники его, буйные головы, приняли испытание ночью, ушли навстречу темноте и из нее приходящим.
Но не таков Августин.
Ночь - время зла и нечистой силы, лиходеев и душегубцев. Ночь подобает встречать у огня, а не во мраке. И Августин не спешит уходить. Он созывает слуг, раздает короткие команды.
Всякий в лагере - под его защитой. И тех, кто вернется из мрака, будут ждать союзники, а не остывающие тела. Пусть ищут подвига или смерти в чащобах отважные рыцари. У Августина другие планы.
Наверное.
Но не таков Августин.
Ночь - время зла и нечистой силы, лиходеев и душегубцев. Ночь подобает встречать у огня, а не во мраке. И Августин не спешит уходить. Он созывает слуг, раздает короткие команды.
Всякий в лагере - под его защитой. И тех, кто вернется из мрака, будут ждать союзники, а не остывающие тела. Пусть ищут подвига или смерти в чащобах отважные рыцари. У Августина другие планы.
Наверное.
Ночь отшатнулась от дикой охоты принца Фортунадо — деревья приветствовали князя тьмы свистом и шелестом густых крон, небо озарилось огнями и звезды улыбнулись псарю адских свор!
Но нет, то не звезды горят в ночи — то бычеглазые фонари прорезают ее антрацитовую шаль, то не козодой поет в ветвях — то скрип взводимых самострелов!
— Für die Gnade Gottes, ост-танови охоту, кто бы ты ни был! Если честный ч-человек, так сойдемся как равные, а бесчестный скот— побереги бессмертную душу, т-так как я, Адон Цюрхайн, отп-правлю ее прямо к ч-черту! — донесся до принца мальчишеский голос. Обладатель его восседал на черном жеребце и облачен был в столь же черные латы — императорская броня, собранная будто из паучьих лапок и воробьиных крыл. Личина его армэ изображала древнего старца с бородкой клинышком, четырьмя парами мелких глаз и сладкой улыбкой, из-под которой лезли полированные жвала-клыки.
Эсток в руках юного рыцаря указал на неумолимо приближающихся псов и десяток кнехтов с самострелами готов был повиноваться приказу молодого господина.
Пронзительный звук адской флейты останавливает чёрную волну, разбивающуюся о скалу, замершего в ожидании коня Фортунадо,
-Как равные?- с сомнением цедит сквозь зубы принц, но когда глаза принца падают на доспехи, в голосе проступает сдержанный интерес и напускное добродушие,
-Прими моё приглашение, юный Цюрхайн! Приглашение осветить светом вечным мрак моего убежища в эту тёмную ночь! Разреши согреть твоё тело теплом моего костра, а душу приятной беседой!- после чего принц делает приглашающий жест в сторону скрытого вдалеке лагеря, но клинок по-прежнему не в седельных ножнах, а глаза зорко следят за кнехтами полубрата.
Свора останавливается, а к ней уже со всех ног спешат суровые псари принца. Молодой рыцарь нетерпеливо помахивает в сторону острием эстока, и арбалетчики с явным облегчением опускают оружие. Воспользовавшись заминкой, обе стороны могут рассмотреть друг друга вдоволь.
Вот, разорвав дугу из двух десятков кнехтов, выезжает вперед отрок, назвавшийся Адоном. Эсток уже убран в висящие у седла ножны с крупными серебряными бляхами, а острые, "птичьи", черты Каима сменились лицом болезненного и уставшего мальчика с тусклыми серыми глазами и пышными алыми губами, сейчас плотно поджатыми для придания еще большей серьезности тону:
— Я не могу принять п-приглашения от того, чьего им-мени не знаю. Мы своих не с-с-скрываем. Адон и Гвидон из рода Цюрхайн и наш спутник, герр Коломан, п-перед вашими глазами... — начинает он твердо. Но речь прерывается репликой, словно доносящейся из гулкого нутра пустой печи:
— Имя, имя! — в нетерпении второй всадник выезжает вперед на могучем белом жеребце. Крепкий малый, ростом могущий сравниться с Рудольфом, а шириной плеч превосходящий его вдвое. Полированные миланские латы играют огнями в свете факелов и фонарей, позволяя принцу и псарям рассмотреть искусную чеканку, изображающую непрекращающийся агон, сплетение тел связанных смертельной борьбой юношей. Каждый мускул на атлетических телах нашел свое отображение в мертвом металле; стоит остановить задержать взгляд, и ощущение того, что борьба вот-вот возобновится, появляется само-собой. Сколь прекрасны доспехи, столь же ужасно и лицо под решетчатым забралом армэ. При столь неверном свете Рудольф не мог рассмотреть многого, но виденного хватило, чтобы предположить, что обладатель его пережил не меньше десятка ужасающих ран.
Рудольф успевает отметить, что Гвидон безоружен, лишь тяжелые рукавицы покрывают его кисти — даже отсюда можно видеть, что правая куда массивнее левой и напрочь лишена большого пальца.
За правым плечом каждого из братьев безмолвными тенями движутся на своих стройных скакунах смуглолицые турки, держащие руки на саблях, но во всем своем виде не выказывающих ни знака тревоги.
А третий спутник...
Вот, разорвав дугу из двух десятков кнехтов, выезжает вперед отрок, назвавшийся Адоном. Эсток уже убран в висящие у седла ножны с крупными серебряными бляхами, а острые, "птичьи", черты Каима сменились лицом болезненного и уставшего мальчика с тусклыми серыми глазами и пышными алыми губами, сейчас плотно поджатыми для придания еще большей серьезности тону:
— Я не могу принять п-приглашения от того, чьего им-мени не знаю. Мы своих не с-с-скрываем. Адон и Гвидон из рода Цюрхайн и наш спутник, герр Коломан, п-перед вашими глазами... — начинает он твердо. Но речь прерывается репликой, словно доносящейся из гулкого нутра пустой печи:
— Имя, имя! — в нетерпении второй всадник выезжает вперед на могучем белом жеребце. Крепкий малый, ростом могущий сравниться с Рудольфом, а шириной плеч превосходящий его вдвое. Полированные миланские латы играют огнями в свете факелов и фонарей, позволяя принцу и псарям рассмотреть искусную чеканку, изображающую непрекращающийся агон, сплетение тел связанных смертельной борьбой юношей. Каждый мускул на атлетических телах нашел свое отображение в мертвом металле; стоит остановить задержать взгляд, и ощущение того, что борьба вот-вот возобновится, появляется само-собой. Сколь прекрасны доспехи, столь же ужасно и лицо под решетчатым забралом армэ. При столь неверном свете Рудольф не мог рассмотреть многого, но виденного хватило, чтобы предположить, что обладатель его пережил не меньше десятка ужасающих ран.
Рудольф успевает отметить, что Гвидон безоружен, лишь тяжелые рукавицы покрывают его кисти — даже отсюда можно видеть, что правая куда массивнее левой и напрочь лишена большого пальца.
За правым плечом каждого из братьев безмолвными тенями движутся на своих стройных скакунах смуглолицые турки, держащие руки на саблях, но во всем своем виде не выказывающих ни знака тревоги.
А третий спутник...
Скрытые под личиной губы растягиваются в улыбке, а рука отправляет длинный меч на покой, до поры до времени, после чего остаётся на рукояти кистеня,
-Принц Фортунадо, и в эту ночь я с радостью разделю с братьями Цюрхайн тепло походного костра!
Мужчина в самом расцвете сил выглядел самое лучшее под сорок. А в эти времена и пятьдесят считались возрастом весьма преклонным. Он не носил неудобного шлема - натянуть его на голову и закрепить было делом нескольких мгновений, но путешествии он был неудобен. Кожаная шапочка тоже была убрана в седельные сумки, и по этому Кол мог наслаждаться ветром и запахом леса. Мало людей уделяет таким мелочам внимание - но как только смрад крови и дерьма намертво закрепится в голове, будешь искать любые возможности отвлечься от него. Нельзя зацикливаться на одном и том же, безумие - обратная сторона войны.
Его наплечник был расписан зелеными и желтыми ромбами - отцовским наследством. Герб был самым ценным его имуществом. Имея какой-никакой герб можно стать важным человеком. И Кол уже распробовал немного славы в своей жизни.
Во время их путешествия с братьями Цюрхайн - его старыми знакомыми - Колман обронился с ними лишь парой дежурных уважительных фраз. Меньший говорил неуверенно и мало, второй говорил только по деру и через чур беспокойно.
И даже не правильное произношение его имени перед незнакомцем Кол не обратил особого внимания - он и сам его редко использовал, только перед командиром и чиновниками. Короткое же - Кол - длинная заостренная палка с разнообразными способами применения - ему больше нравилось.
Кол медленно и коротко кивнул незнакомцу. Его он к костру не пригласил.
"- Чтож, принц. Интересно, чего. Нонче каждый второй - принц, хоть и имеет во владении дом с частоколом и руины мельницы."
Бьорн, Хайнрих
Побоище, учиненное кровожадным свадом не остановилось на четвертом волке — секира накручивала смертоносные спирали, не золотые, придуманные изнеженными латинянами, а стальные, пришедшие с самых северных морей, несущие гибель врагу и усладу жестокому сердцу имперского рыцаря. Рейнер, хоть и был родом с южных земель, не отставал и спешил делом доказать свою верность. Переломный миг миновал, и те волки, что не успели бежать, спасая шкуру, лежали иссечеными среди остовов своей добычи.
Но было среди них и одно тело, отличное по виду и от литважского выродка, и от серого волка.
Черный мех от плеч до пят окутывал тело высокого и некогда статного мужа преклонных лет. Плешь поела остатки жидких седых волос, кожа складками собралась вокруг глаз и полуоткрытого рта. Шейный плат, когда-то белый, был вымаран землей, потом и кровью — как свежей, так и застарелой — едва-едва различалось на нем золотое солнечное колесо с двумя крестами-спицами. Старческое тело знало немало ран — давние белые и алые полосы на руках и ногах, рваные зигзаги и молнии посвежее и совсем недавние, порой незатянувшиеся пятна, при должной фантазии складывающиеся в слова на эрмани:
ЭРМАН
В ГЛАЗА НЕ СМОТРИ
ДВЕРЬ
РЕКА
ТОЛЬКО Я
ДОЧЬ
ПОМОГИ
ПОМОГИ
ПОМОГИ
Сама мысль о том, что кто-то мог подвергнуть старика такому истязанию вселяла дрожь.
Руки покойника прижатые в животу, соединялись в сплетении сведенных судорогой пальцев, из-под которых тянулась вниз и исчезала в траве разорванная нитка огромных янтарей, с бычий глаз каждый.
Аверин, Августин
С уходом сиров Бьорна и Хайнриха, а тем более с отбытием принца Рудольфа атмосфера не разрядилась, а скорее наоборот. Оставшиеся без надзора кнехты были тем еще горючим варом и с часу на час весь котел грозил полыхнуть, и тогда одним провавшим жолнежем не отделаешься. Не добавил спокойствия и крик с восточной оконечности — крик крайней усталости и нестерпимой боли. Человеческий силуэт, спотыкаясь, доковылял до ряда посаженных на колья голов, поводил головой по сторонам и рухнул, прижимая к груди правую кисть. Но и тут он не остановился, а все полз и полз к центру, к огню — тот, кто увидел бы его глаза, не нашел бы во взгляде Клауса ничего, кроме первобытного ужаса.
Рудольф, Колман
Младший из братьев выразил свое согласие приличествующим ситуации мимолетным поклоном, и вся процессия двинулась за Рудольфом. Рыцари изредка обменивались не словом даже, а отдельными звуками и кивками, кажется, прекрасно понимая друг друга, турки следовали за ними, подобно теням, ни словом, ни жестом не заявляя о себе, и только кнехты радостно встретили приближающиеся запахи похлебки и свет горячих костров рыцарской стоянки.
Побоище, учиненное кровожадным свадом не остановилось на четвертом волке — секира накручивала смертоносные спирали, не золотые, придуманные изнеженными латинянами, а стальные, пришедшие с самых северных морей, несущие гибель врагу и усладу жестокому сердцу имперского рыцаря. Рейнер, хоть и был родом с южных земель, не отставал и спешил делом доказать свою верность. Переломный миг миновал, и те волки, что не успели бежать, спасая шкуру, лежали иссечеными среди остовов своей добычи.
Но было среди них и одно тело, отличное по виду и от литважского выродка, и от серого волка.
Черный мех от плеч до пят окутывал тело высокого и некогда статного мужа преклонных лет. Плешь поела остатки жидких седых волос, кожа складками собралась вокруг глаз и полуоткрытого рта. Шейный плат, когда-то белый, был вымаран землей, потом и кровью — как свежей, так и застарелой — едва-едва различалось на нем золотое солнечное колесо с двумя крестами-спицами. Старческое тело знало немало ран — давние белые и алые полосы на руках и ногах, рваные зигзаги и молнии посвежее и совсем недавние, порой незатянувшиеся пятна, при должной фантазии складывающиеся в слова на эрмани:
ЭРМАН
В ГЛАЗА НЕ СМОТРИ
ДВЕРЬ
РЕКА
ТОЛЬКО Я
ДОЧЬ
ПОМОГИ
ПОМОГИ
ПОМОГИ
Сама мысль о том, что кто-то мог подвергнуть старика такому истязанию вселяла дрожь.
Руки покойника прижатые в животу, соединялись в сплетении сведенных судорогой пальцев, из-под которых тянулась вниз и исчезала в траве разорванная нитка огромных янтарей, с бычий глаз каждый.
Аверин, Августин
С уходом сиров Бьорна и Хайнриха, а тем более с отбытием принца Рудольфа атмосфера не разрядилась, а скорее наоборот. Оставшиеся без надзора кнехты были тем еще горючим варом и с часу на час весь котел грозил полыхнуть, и тогда одним провавшим жолнежем не отделаешься. Не добавил спокойствия и крик с восточной оконечности — крик крайней усталости и нестерпимой боли. Человеческий силуэт, спотыкаясь, доковылял до ряда посаженных на колья голов, поводил головой по сторонам и рухнул, прижимая к груди правую кисть. Но и тут он не остановился, а все полз и полз к центру, к огню — тот, кто увидел бы его глаза, не нашел бы во взгляде Клауса ничего, кроме первобытного ужаса.
Рудольф, Колман
Младший из братьев выразил свое согласие приличествующим ситуации мимолетным поклоном, и вся процессия двинулась за Рудольфом. Рыцари изредка обменивались не словом даже, а отдельными звуками и кивками, кажется, прекрасно понимая друг друга, турки следовали за ними, подобно теням, ни словом, ни жестом не заявляя о себе, и только кнехты радостно встретили приближающиеся запахи похлебки и свет горячих костров рыцарской стоянки.
Кол, его оруженосец и, разумеется, их кони, не отставали от процессии, но и не шибко спешили. Рыцарь обернулся и поглядел на своего постоянного спутника - Йона из Выжиц. Парню недавно стукнуло шестнадцать и князь, сюзерен Колмана, рекомендовал его в оруженосцы. Рыцарям с титулами не пристало обучать бастардов, хоть и голубых кровей. Да и это мало чего значило - его августейший отец в походе у дерева трахнул девицу-пастушку и та разродилась сыном. Благодарностью князя была лошадь на совершеннолетие, доспехи и туманная перспектива путешествий с Колом.
Голубой щит с белым конем и черная перевязь справа налево. Эту деталь всегда встречали смешком, прысками и презрением. Но если парень заслужит рыцарство, он сам себе выберет герб. Конечно, свободный от обладателей.
Когда князь отказался от его услуг - перемирие со всеми соседями не лучшее время для заработка, а скромные владения не позволяли существовать в достатке - Кол согласился на наставничество, забрал с собой припасы, оруженосца и двинулся искать перспектив.
"- Надо бы найти бордель или девок. Негоже мужу помирать, не нюхав девки."
Йон поднял взгляд на Колмана.
- Сир?- спросил он неуверенно. Как всегда.
- Смотри в оба. Эти леса меня нервируют. Всегда найдется куча мала крестьян-беглецов, возомнивших себя разбойниками. Или кто похуже.
Кол натянул на голову кожаную шапку. А шлем положил под рукой.
- Сир Рудольф,- немного погодя обратился Кол к совсем недавнему знакомому,- Что за дела привели вас сюда? Нынче неспокойно в Мире. Есть какие новости с большой земли? Война назревает?
Голубой щит с белым конем и черная перевязь справа налево. Эту деталь всегда встречали смешком, прысками и презрением. Но если парень заслужит рыцарство, он сам себе выберет герб. Конечно, свободный от обладателей.
Когда князь отказался от его услуг - перемирие со всеми соседями не лучшее время для заработка, а скромные владения не позволяли существовать в достатке - Кол согласился на наставничество, забрал с собой припасы, оруженосца и двинулся искать перспектив.
"- Надо бы найти бордель или девок. Негоже мужу помирать, не нюхав девки."
Йон поднял взгляд на Колмана.
- Сир?- спросил он неуверенно. Как всегда.
- Смотри в оба. Эти леса меня нервируют. Всегда найдется куча мала крестьян-беглецов, возомнивших себя разбойниками. Или кто похуже.
Кол натянул на голову кожаную шапку. А шлем положил под рукой.
- Сир Рудольф,- немного погодя обратился Кол к совсем недавнему знакомому,- Что за дела привели вас сюда? Нынче неспокойно в Мире. Есть какие новости с большой земли? Война назревает?
Мышастый скакун лёгким шагом двигался к жёлтому шатру принца Чёрных Звёзд, а принц обдумывал странный облик старшего из братьев. Уж не прокажённого ли довелось встретить ему в литважских лесах и не искал ли Гвидон Цюрхайн спасения от страшной болезни в абиссальной черноте Тьмы Внешней, подобно самому принцу. Но размышлениями своими, Фортунадо по понятным причинам делиться не спешил. Из задумчивости его вырвал голос третьего рыцаря,
-И что в нём нес-с-спокойно, херр Коломанн?- Рудольф слегка повернул голову в сторону Колмана и его оруженосца, после чего вскинул левую руку в направлении своего шатра, спрыгивая с лошади и отдавая поводья скакуна подбегающему кнехту,
-Под покровом материнской вуали, мы примем гостей!- вскричал принц, обращаясь к Абу и давая ему понять, что перед тем как гости зайдут, необходимо убрать следы недавнего урока.
-И что в нём нес-с-спокойно, херр Коломанн?- Рудольф слегка повернул голову в сторону Колмана и его оруженосца, после чего вскинул левую руку в направлении своего шатра, спрыгивая с лошади и отдавая поводья скакуна подбегающему кнехту,
-Под покровом материнской вуали, мы примем гостей!- вскричал принц, обращаясь к Абу и давая ему понять, что перед тем как гости зайдут, необходимо убрать следы недавнего урока.
Выдохнув сквозь стиснутые зубы, Хайнрих с трудом сел, опершись для верности на чекан, и победоносно осмотрел залитую кровью поляну. В этот миг риттер излучал такое достоинство, что едва кто-то, не видевший произошедшего собственными глазами, мог бы подумать, что еще минуту назад рыцарь кувыркался в лесной грязи, раздираемый волками.
- Герр Бьорн, - обратился Хайнрих к закованной в сталь фигуре и, как получилось, склонил голову, - чувствую себя обязанным выразить восхищение Вашим мастерством и благодарить за спасение наших жалких жизней. Впредь можете полностью рассчитывать на мою посильную помощь!
Подняв и закрепив личину, риттер сплюнул и окинул взглядом место битвы.
- Что вижу я?! Эй, парень! Помоги подняться! Хм, символ солнца? Тащите-ка это тело в лагерь, сиру Августину необходимо взглянуть на тело своего, без сомнения, брата.
- Герр Бьорн, - обратился Хайнрих к закованной в сталь фигуре и, как получилось, склонил голову, - чувствую себя обязанным выразить восхищение Вашим мастерством и благодарить за спасение наших жалких жизней. Впредь можете полностью рассчитывать на мою посильную помощь!
Подняв и закрепив личину, риттер сплюнул и окинул взглядом место битвы.
- Что вижу я?! Эй, парень! Помоги подняться! Хм, символ солнца? Тащите-ка это тело в лагерь, сиру Августину необходимо взглянуть на тело своего, без сомнения, брата.
Кол спустился с коня. Его оруженосец последовал примеру.
Лицо рыцаря исказила странная улыбка.
- Вообще-то все,- Колман распорядился, чтобы Йон накормил лошадей и ждал дальнейших поручений,- Но я о конкретных событиях. Я не от безделия шатаюсь миру. На Югах ищут солдат, много солдат. И обещают хорошие деньги.
Рыцарь осмотрел шатер и окрестности. Богато выглядело.
- На Юга ведут много дорог. Но конкретно на моем пути, кроме почтенных братьев Цюрхайн я встретил множество других рыцарей. И все держали путь в одно и то же место.
Кол выдержал небольшую паузу.
- В Володимир.
Лицо рыцаря исказила странная улыбка.
- Вообще-то все,- Колман распорядился, чтобы Йон накормил лошадей и ждал дальнейших поручений,- Но я о конкретных событиях. Я не от безделия шатаюсь миру. На Югах ищут солдат, много солдат. И обещают хорошие деньги.
Рыцарь осмотрел шатер и окрестности. Богато выглядело.
- На Юга ведут много дорог. Но конкретно на моем пути, кроме почтенных братьев Цюрхайн я встретил множество других рыцарей. И все держали путь в одно и то же место.
Кол выдержал небольшую паузу.
- В Володимир.
- Андроник! - громко позвал латинянский мессир своего лекаря, что с кем-то вёл высокоучёный спор.
- Займись вот этим человеком. Клянусь я феями, узрел он лик самой смерти.
Учёный человек спорить с грозным кондотьером не изъявил желание, а лишь кивнул.
Сам же Аверин уж собирался спустить свору своих псов-солдат для поиска двух мессиров, что изволили отправиться на опасную прогулку в этой дикой местности. Но как оказалось, два мессира смогли завершить своё приключение и без помощи кондотьера. И даже пришли с трофеем.
- Каков зверь вам попался, мессир Бьорн, - выразил восхищение добычей свада латинянин.
- Такого не в каждом лесу можно сыскать.
Если раненый и смертельно напуганный Клаус не удивил Августина, ожидавшего скорее возвращения его на щите, чем своим ходом, то ноша Бьорна оказалась куда более пугающей.
Он не мог не заметить регалий на теле - и подозрения касательно судьбы павшего брата охватили его и смутили.
Мог он напасть на Клауса?
Нет, невозможно.
Или?
Могли ли его спутники убить старика?
Не верится.
Он должен был знать наверняка.
Подойдя к телу, Августин кивнул собравшимся вокруг и отдал самострел подбежавшему слуге.
- Я осмотрю тело, сир Бьорн? - спросил он, преклоняя колено рядом с трупом и внимательно вглядываясь в изобилующие на нем следы.
Неужто кто-то из его ордена мог добровольно предаться такому омерзительному занятию, как ликантропия, сиречь оборотничество?
Здесь была гадкая, нечестивая тайна, и Августин должен был в ней разобраться. Стоило позвать и тех, кто мог помочь - Лагани, медика, и монаха из Бри. Много голов смышленей одной, еще и уставшей.
Он не мог не заметить регалий на теле - и подозрения касательно судьбы павшего брата охватили его и смутили.
Мог он напасть на Клауса?
Нет, невозможно.
Или?
Могли ли его спутники убить старика?
Не верится.
Он должен был знать наверняка.
Подойдя к телу, Августин кивнул собравшимся вокруг и отдал самострел подбежавшему слуге.
- Я осмотрю тело, сир Бьорн? - спросил он, преклоняя колено рядом с трупом и внимательно вглядываясь в изобилующие на нем следы.
Неужто кто-то из его ордена мог добровольно предаться такому омерзительному занятию, как ликантропия, сиречь оборотничество?
Здесь была гадкая, нечестивая тайна, и Августин должен был в ней разобраться. Стоило позвать и тех, кто мог помочь - Лагани, медика, и монаха из Бри. Много голов смышленей одной, еще и уставшей.
...
Да, можно было сказать, что старика пощадили годы, но в остальном судьба обошлась с ним немилосердно. Бурая грязь и паразиты наводнили то, что осталось от его длинных черных волос и густой бороды; благородное лицо было изуродовано язвами и свежими, едва зарубцевавшимися ранами — без сомнения, от чьих-то зубов — а более всего острое, осунувшееся лицо портила пробитая болтом кровавая яма на правой брови, переходящая в полную алого студня глазницу.
Тело, по-стариковски сухощавое, казалось необычайно здоровым, а крепкие еще мышцы, несмотря на почтенный возраст покойника, могли посрамить своим видом многих молодых рыцарей. Однако, и его внушительный вид был испорчен свежими шрамами. Похожие на косяки раздутых розовых червей, они кочевали по рукам и через правый бок шли до самой стопы. Там, где они заседали особенно плотно, иногда можно было различить отдельные литеры и даже слова.
Плат асианского шелка и янтарные четки давали все основания судить, что при жизни старик не бедствовал, но лицо его не было знакомо ни Августину, ни ученым мужам.
— Оборотень! Их племя множится, рожденное в неправедном союзе. Или проклятием коварных чародеев, или... недобрым умыслом и в беспокойстве пребывающим умом, — прошелестел сухой голос справа и тонкий, тронутый артритом палец погрозил. То ли себе, то ли собеседникам, то ли всякому христианину под солнцем.
— Нет, нет. Игра теней и, может быть, безумство боя. Да, шкура хороша, но выделана тонко, и, скажем прямо, коротка. В такую я не завернусь, не то, то добрый рыцарь, — певуче разнеслось слева и смуглые пальцы продолжили изучать шрамы старика.
— Эрман. Быть может, имя? А вот и дверь с рекой, за другом друг. Об устье той реки хотел сказать? Или о двери на ее брегах. Куда? Зачем? И кто? Поверить трудно, что старец сам с собой такое учинил, или позволил сделать то по доброй воле, — гнусаво донеслось из дальнего конца шатра.
Ученый совет зашел в тупик. Но то в одном конце лагеря, а в другом разговор, разогретый пряным вином, шел вовсю.
Черный великан был столь же внимателен к приказам господина, сколь молчаливая служанка принца — к его гостям. Адон изредка бросал взгляд в черные омуты ее глаз, где богатое воображение юности могло усмотреть плеск предмировых волн и колыхание хтонических чудовищ на дне и отводил его. Не смущенный, но озадаченный. Старший брат поумерил пыл и сейчас, отстранясь от разговора, наполнял свое брюхо винами и снедью. Правая рука так и осталась в латной перчатке и изредка пускалась в ход, чтобы раздробить кости, слишком крепкие для зубов Гвидона Цюрхайна.
Братья, как то было известно Колману, а теперь открылось и д'Фортунадо, уже который год бродили по всему свету, ища богатства для рода и славы для себя. Старший, Гвидон, успел побывать в Латинии, разменяв чудесные латы и пять телег военной добычи на правую руку и красоту, некогда сводившую с ума самых принцесс! Младший не так давно принял судьбу авантюриста, но уже завоевал себе имя в родном краю как победитель саарского чародея — могучего чернокнижника, наводившего ужас на добрых людей Империи.
Но то в прошлом, а в настоящем рыцари двигались вглубь литважских земель и, вероятнее всего, должны были расстаться со своим спутником завтрашним же утром, полагаясь на благосклонность стольких достойных рыцарей и предывая, без сомнения, в спешке.
Да, можно было сказать, что старика пощадили годы, но в остальном судьба обошлась с ним немилосердно. Бурая грязь и паразиты наводнили то, что осталось от его длинных черных волос и густой бороды; благородное лицо было изуродовано язвами и свежими, едва зарубцевавшимися ранами — без сомнения, от чьих-то зубов — а более всего острое, осунувшееся лицо портила пробитая болтом кровавая яма на правой брови, переходящая в полную алого студня глазницу.
Тело, по-стариковски сухощавое, казалось необычайно здоровым, а крепкие еще мышцы, несмотря на почтенный возраст покойника, могли посрамить своим видом многих молодых рыцарей. Однако, и его внушительный вид был испорчен свежими шрамами. Похожие на косяки раздутых розовых червей, они кочевали по рукам и через правый бок шли до самой стопы. Там, где они заседали особенно плотно, иногда можно было различить отдельные литеры и даже слова.
Плат асианского шелка и янтарные четки давали все основания судить, что при жизни старик не бедствовал, но лицо его не было знакомо ни Августину, ни ученым мужам.
— Оборотень! Их племя множится, рожденное в неправедном союзе. Или проклятием коварных чародеев, или... недобрым умыслом и в беспокойстве пребывающим умом, — прошелестел сухой голос справа и тонкий, тронутый артритом палец погрозил. То ли себе, то ли собеседникам, то ли всякому христианину под солнцем.
— Нет, нет. Игра теней и, может быть, безумство боя. Да, шкура хороша, но выделана тонко, и, скажем прямо, коротка. В такую я не завернусь, не то, то добрый рыцарь, — певуче разнеслось слева и смуглые пальцы продолжили изучать шрамы старика.
— Эрман. Быть может, имя? А вот и дверь с рекой, за другом друг. Об устье той реки хотел сказать? Или о двери на ее брегах. Куда? Зачем? И кто? Поверить трудно, что старец сам с собой такое учинил, или позволил сделать то по доброй воле, — гнусаво донеслось из дальнего конца шатра.
Ученый совет зашел в тупик. Но то в одном конце лагеря, а в другом разговор, разогретый пряным вином, шел вовсю.
Черный великан был столь же внимателен к приказам господина, сколь молчаливая служанка принца — к его гостям. Адон изредка бросал взгляд в черные омуты ее глаз, где богатое воображение юности могло усмотреть плеск предмировых волн и колыхание хтонических чудовищ на дне и отводил его. Не смущенный, но озадаченный. Старший брат поумерил пыл и сейчас, отстранясь от разговора, наполнял свое брюхо винами и снедью. Правая рука так и осталась в латной перчатке и изредка пускалась в ход, чтобы раздробить кости, слишком крепкие для зубов Гвидона Цюрхайна.
Братья, как то было известно Колману, а теперь открылось и д'Фортунадо, уже который год бродили по всему свету, ища богатства для рода и славы для себя. Старший, Гвидон, успел побывать в Латинии, разменяв чудесные латы и пять телег военной добычи на правую руку и красоту, некогда сводившую с ума самых принцесс! Младший не так давно принял судьбу авантюриста, но уже завоевал себе имя в родном краю как победитель саарского чародея — могучего чернокнижника, наводившего ужас на добрых людей Империи.
Но то в прошлом, а в настоящем рыцари двигались вглубь литважских земель и, вероятнее всего, должны были расстаться со своим спутником завтрашним же утром, полагаясь на благосклонность стольких достойных рыцарей и предывая, без сомнения, в спешке.
Рудольф же за весь разговор, сделал лишь глоток сильно разбавленного вина и изображая на лице интерес, слушал рассказ братьев. Сославшись на необходимость вдохнуть ночного воздуха, он покидает шатёр, поманив за собой слугу-мавра. Чуть отойдя от шатра, принц тихо шепчет на фарси,
-Ус-с-снай про турок! У-с-снай про Цюрхайнов! Ос-с-сторожно!- после чего, возвращается к гостям.
Заслышав про победу на саарским чародеем, принц Фортунадо резко вскидывает руку к потолку цвета шафрана,
-Удивительно, удивительно!- цедит он сквозь зубы и бросает взгляд на Каимов наряд,
-Ещё, что ещё стало твоей добычей по праву стали, по праву силы?
Что-то я запутался. Какой разговор? Мой персонаж только спустился с коня и начал разговор с принцем, а тут все в шатре. ЯННП.
Душно.
Жара стояла и жуткая духотень. И хоть небо и было заполнено черными как смоль облаками, сквозь которые едва пробивалось Солнце, дождя не было. И ветра тоже не было.
Пока.
Новобранцы нервно переступали с ноги на ногу. Кожевники, свинопасы, лесорубы. Сегодня они были ополчением его высочества герцога Штаймайна, владельца половины северного леса, четверти южного, дельты реки и всех земель между ними.
А Колман был их сотником. Знаменосец стоял по его левую руку, герольд с горном - по правую. А позади них была армия из двух-трех тысяч человек, рыцарей в которой было едва сотня. Большинство из них было в конном сопровождении герцога позади войска у ставки командования.
А впереди было еще одно войско. Колман не знал, что там герцог не поделил с этим вельможей, но его приказ был ясным - идти на войну. Была обещана щедрая плата, возможность помародерствовать в ближайшей вражьей деревне и небольшом городке при ней. А также достойное погребение и содержание его жене.
Задул ветер.
"- Это в последний раз,"- говорил себе Кол, придерживая руку у сердца.
Там, под рубахой был вшит потайной карман с небольшим портретом женщины, которая носила его ребенка.
Задул главный горн. Подул ветер. Пошли в дело барабаны. Герольды при сотнях и тысячах также дули в рога.
- Знамя и горн назад! Защищать знамя!- скомандовал рыцарь-сотник.
Воины расступились.
- Сомкнуть ряды и стоять как один. Конных у врагов поболее наших, они пойдут нас давать первыми. Сломим их и пойдем в наступление.
Рыцарь обнажил меч и уперся об него.
- А те, кто побежит, закончат свои дни на суку как мразь, а не настоящие мужчины.
Он увидел его сразу. Совсем молодой. Видно не повезло быть единственным сыном. Таких не призывали, если сами не шли. Он трясся как тряпка в бурю.
- Если обгадишься - в этом нет ничего зазорного,- прошептал сотник,- Глаза не закрывай и тыч мечом вперед. Если что, держись немного позади меня и прикрывай тыл.
Парень закивал, не в силах что-либо рассказать через дрожь зубов.
- Помолитесь кому вы там молитесь. Больше времени не будет.
...
Прохлада.
Холод стоял и лил жуткий дождь. Он промывал зияющие раны на месте конечностей людей и коней, тек к земле, пропитывая её грязью и кровью.
Парню снесли голову при наступлении, когда они сломили конных. Колман, прихрамывающий от стрелы в ноге, нашел парня в груде тел, и, не дожидаясь попов, взвалил его тело на плечи.
Вокруг знамена. Ликующие голоса, ветер и дождь. А в душе пустота.
Герцог и не сдвинулся с места в тот день. Восседал на коне в попоне, с шикарным плюмажем, величественный, как всегда. Завидев Колмана он похвалил его и что-то сказал про парня. Был ли он его другом.
- Был под моим командованием, ваше высочество.
На этом разговор закончился.
...
Колман задремал. Небольшой беспокойный сон, не приносящий успокоения.
Рыцарь вышел из шатра. Его никто не окликнул.
Мастер, может двинешь немного сюжет? Ну там разговор заведи.
Жара стояла и жуткая духотень. И хоть небо и было заполнено черными как смоль облаками, сквозь которые едва пробивалось Солнце, дождя не было. И ветра тоже не было.
Пока.
Новобранцы нервно переступали с ноги на ногу. Кожевники, свинопасы, лесорубы. Сегодня они были ополчением его высочества герцога Штаймайна, владельца половины северного леса, четверти южного, дельты реки и всех земель между ними.
А Колман был их сотником. Знаменосец стоял по его левую руку, герольд с горном - по правую. А позади них была армия из двух-трех тысяч человек, рыцарей в которой было едва сотня. Большинство из них было в конном сопровождении герцога позади войска у ставки командования.
А впереди было еще одно войско. Колман не знал, что там герцог не поделил с этим вельможей, но его приказ был ясным - идти на войну. Была обещана щедрая плата, возможность помародерствовать в ближайшей вражьей деревне и небольшом городке при ней. А также достойное погребение и содержание его жене.
Задул ветер.
"- Это в последний раз,"- говорил себе Кол, придерживая руку у сердца.
Там, под рубахой был вшит потайной карман с небольшим портретом женщины, которая носила его ребенка.
Задул главный горн. Подул ветер. Пошли в дело барабаны. Герольды при сотнях и тысячах также дули в рога.
- Знамя и горн назад! Защищать знамя!- скомандовал рыцарь-сотник.
Воины расступились.
- Сомкнуть ряды и стоять как один. Конных у врагов поболее наших, они пойдут нас давать первыми. Сломим их и пойдем в наступление.
Рыцарь обнажил меч и уперся об него.
- А те, кто побежит, закончат свои дни на суку как мразь, а не настоящие мужчины.
Он увидел его сразу. Совсем молодой. Видно не повезло быть единственным сыном. Таких не призывали, если сами не шли. Он трясся как тряпка в бурю.
- Если обгадишься - в этом нет ничего зазорного,- прошептал сотник,- Глаза не закрывай и тыч мечом вперед. Если что, держись немного позади меня и прикрывай тыл.
Парень закивал, не в силах что-либо рассказать через дрожь зубов.
- Помолитесь кому вы там молитесь. Больше времени не будет.
...
Прохлада.
Холод стоял и лил жуткий дождь. Он промывал зияющие раны на месте конечностей людей и коней, тек к земле, пропитывая её грязью и кровью.
Парню снесли голову при наступлении, когда они сломили конных. Колман, прихрамывающий от стрелы в ноге, нашел парня в груде тел, и, не дожидаясь попов, взвалил его тело на плечи.
Вокруг знамена. Ликующие голоса, ветер и дождь. А в душе пустота.
Герцог и не сдвинулся с места в тот день. Восседал на коне в попоне, с шикарным плюмажем, величественный, как всегда. Завидев Колмана он похвалил его и что-то сказал про парня. Был ли он его другом.
- Был под моим командованием, ваше высочество.
На этом разговор закончился.
...
Колман задремал. Небольшой беспокойный сон, не приносящий успокоения.
Рыцарь вышел из шатра. Его никто не окликнул.
Мастер, может двинешь немного сюжет? Ну там разговор заведи.
- Быть может, он отец сего порожденья ночи? - предположил мессир Аверин, что так неожиданно стал участником учёного совета.
- Хотя, сие не важно. Думается мне, что охраненье следует удвоить.
Молчаливый мавр на мгновенье смеживает веки и едва заметно кивает — К завтрашнему утру он или узнает о Цюрхайнах все, что сможет, или умрет. А сейчас мускулистое черное мускулистое тело — настоящая пантера о двух ногах! — исчезает в темноте меж соседних палаток.
А в шафрановом шатре принца Рудольфа разговор по его возвращении течет куда оживленнее. Князь Адон, заливаясь румянцем от курящихся благовоний и пряного вина, продолжает рассказ о саарском чародее, стараясь блюсти приличия и сохранять связность речи. Утираясь шелковым платом и неловко улыбаясь, мальчик со слабо скрываемой гордостью ведет свою речь — словно во второй раз перед ним открываются ворота замка Мартина фон Лиза — серебро и золото, эсмеральды и адаманты, всякого, какого есть оружья не счесть, и книги, древние гримуары мудрецов египетских и вавилонских, свитки Атлантиды и сама Черная Книга Содома. Но рассказ прерван грубым возгласом вояки-Гвидона. Кружева и тонкая вязь распадаются, воздушные замки рушатся, а тот в простой манере вояки растолковывает щедрому хозяину, что настоящее сокровище чародея-Дрозда — колдовской меч Мистельтейнн, который братья везут вглубь Литваги, чтобы тот искупил все четыре сотни приписываемых ему смертей в битве с врагами христианской веры... Однако, и Гвидон понимает, что сказал лишнего. Гулко выдохнув, он обтирает обе руки — и разоблаченную, и ту, что осталась закованной в сталь — о складки своих просторных штанов и предоставляет брату проститься с принцем и пожелать тому приятной ночи. Что тот и делает со всей вежливостью, которую способен выразить в нынешнем своем состоянии.
Охрана удвоена по первому требованию господина Аверина — солдаты расположились у центрального костра и по периметру лагеря в ожидании любой опасности, которая могла бы прийти снаружи — из гибельных чащоб володимирской земли. Вне освещенного пространства темень стояла непроглядная, и только звуки достигали ушей стражи, а они не предвещали ничего хорошего на эту ночь.
+В лагерь прибыли знатные имперские рыцари со слугами и обозом, однако, цель их прибывания в Литваге и дальнейшие намерения остаются загадкой!
+Охотники видели огни на другом берегу речушки в часе пути. Вражеский лагерь? Скрытый в чащобе замок? Буйство лесных духов?
+Ученые мужи установили, что старый рыцарь, по всей вероятности есть никто иной, как нечестивый вильктак, человек в волчьем обличье. Остальные детали остаются загадкой даже для лучших умов Империи.
+Добрый солдат Клаус вернулся без трех пальцев на руке, с первобытным ужасом во взгляде и способный произнести только одно: ЭТИ ГЛАЗА. Лекари позаботятся о его ране, но кто спасет его душу?
+ В двух днях пути отсюда находится Володимир, где господа, вероятно, смогут преставиться князю Свидригайлу и оценить гостеприимство правоверных литважских князей.
А между тем, Колман, покинувший шатер и общество своих недавних спутников, стоял на распутье. Судьба его с сего момента находилась в его собственных руках и выбирать дорогу и компанию предстояло ему одному.
На сей момент он свел знакомство с братьями Цюрхайн и принцем Рудольфом, лишь малой частью рыцарей, остановившихся на поляне.
Чем займутся благородные с новым рассветом?
Бьорн вышел из шатра и широко зевнул. Утро было просто чудесным. Вскоре он увидел неподалёку от себя медленно прогуливающегося, погруженного в раздумья незнакомого мужчину с шестнадцатилетним парнем поблизости, явным оруженосцем. Решив узнать, кто это, свад неспешно подошёл к мужчине, и когда незнакомец обратил на него внимание, первым заговорил:
- Приветствую в нашем лагере. Кем будешь, куда путь держишь?
- Приветствую в нашем лагере. Кем будешь, куда путь держишь?
Колман как раз оценивал работу его оруженосца. Парень справился хорошо. Не умей он чистить броню, клинки и ухаживать за их кобылами, рыцарь вообще бы не взял такую обузу в дорогу.
Оруженосец должен научиться терпению и смирению. Задирай он нос при господах выше го по статусу и рождению, висел бы на суку где-нибудь при выезде из города как строптивый бунтарь.
Жизнь несправедлива. К таким как они.
Его окликнули. Это его удивило. Кол повернулся к незнакомцу. Он заметил его в лагере, но чего ожидать от него не знал. Но хотел узнать.
- Колман из Вронниц, присяжный рыцарь его высочества герцога Штаймана, герб - лазурный конь на серебре.
У кола над правый наплечником было небольшое изображение герба его господина. Сама одежда и части брони у рыцаря были испещрены желтыми и зелеными ромбами.
- Нынче - освобожден от присяги на время мира с его высочайшего позволения. Мой спутник - Йон из Выжиц, оруженосец.
Его небольшой герб не так выделялся на общем фоне, как у Кола. Белый конь на лазури с черной перевязью.
- Я направляюсь в город неподалеку, Володимир. Ищу возможность прославиться и нажиться на военном времени. У таких солдат, как я, Мир - не самая лучшая участь. А ты?
Сейчас, без своих массивных доспехов и чудовищного топора, в лучах беззаботной утренней зари, Бьорн уже не выглядел так ужасающе. Даже каменные черты лица на время смягчились. Обычный рослый и мужественный рыцарь. Почти обычный:
- Всё то же самое, Колман. Слава и нажива. Я свад Бьорн Валгрен, сын Стефана. И путь мой тоже в Володимир. Но есть кое-что ещё. В часе пути отсюда, на берегу речушки, видели огни. Я - и скорее всего, не только я - собираюсь проверить это место. Предлагаю тебе отправиться с нами.
Колман почесал подбородок. Он кликнул Йона и показал ему знак. Парень кивнул и направился к седельным сумкам.
- И, думается, не от простого любопытства.
Рыцарь немного похрустел пальцами.
- Не думаю, что эти огни так уж достойны внимания или опаски. Можем по пути встретить как путников, так и разъезд разбойников. Но хочу проехаться, право дело - в таких богатых шатрах я чувствую себя неуютно. И не хочу злоупотреблять радушием хозяина слишком долго. Чем быстрее я отъеду, тем лучше.
Оруженосец поднес к Колману недостающие части его брони - шлем, стальной панцирь, который рыцарь наденет заместо кольчуги, наплечники, нарукавники и поножи.
- Не будем терять время. Можешь позвать всех, кому это интересно, я подожду на выезде из лагеря.
Тем временем, мессир Аверин решил проявить должную осторожность и взглянуть в немытые лица тех, кто посмел уснуть в такое опасное время. Только оказалось, что кулак кондотьера остался не у дел. Зато перед Аверином предстала весьма забавная картина. Видимо, Бьюрн Валгрен нашёл себе ещё одного собрата для поиска приключений, который Аверину не был представлен, ведь ночь была бурная и довольно неспокойная.
- Доброе утро, мессиры, - поздоровался кондотьер, что был довольно весел. - Вижу я, мессир Бьюрн, что подвигы стали вы искать с самого утра, и уж нашли себе товарища. К моему сожаленью, мне он представлен не был.
- Доброе утро, мессиры, - поздоровался кондотьер, что был довольно весел. - Вижу я, мессир Бьюрн, что подвигы стали вы искать с самого утра, и уж нашли себе товарища. К моему сожаленью, мне он представлен не был.
- Подвиги меня не интересуют,- ответил рыцарь,- Герои, которые живут долго и хорошо бывают только в сказках, которые бабы рассказывают детям на ночь.
Колман бегло оглядел незнакомца.
- К слову, польщен таким внимаем к моей персоне.
Йон тем временем начал облачать его в полный доспех.
- Я вижу здесь собралась разнообразная братия. И все известны в какой-то степени. Но твоего имени я не знаю. Колман из Вронниц,- Кол хлопнул себя по груди со своим гербом и гербом сюзерена,- Рыцарь.
- Мессир Аверин Сфорца. Кондотьер, - коротко представился аккуратный латинянин, сохраняя прежнее веселье. - Но мои глаза подсказывают, что вы явно куда-то собрались. Вас заинтересовали огни, что видели охотники в ночи?
Искорки удивления заиграли в глазах принца д'Фортунадо. Удивление тому, что женоподобный сопляк Адон смог забрать у фон Лиза СИЛУ. Удивление, что сарк младшего брата не нёс на себе следы уплаченной за эту силу ЦЕНЫ. Задумавшись над тем, какие ж увечья несла на себе пневма мальчика, Рудольф рассеянно попрощался с братьями-рыцарями, оставшись наедине с Кларой и пузатой бутылью вина. Взгляд принца упал на женщину напротив и выждав паузу, он задумчиво изрёк,
-Tacita loquitur... Пришшшло время показать, на что ты с-с-способна и какой судьбы дос-с-стойна! Ты понравилас-с-сь мальчишке и у него есть то, что ему без надобности! Ис-с-сбавь его от этого!- намеренно не уточнив предмета, нуждающегося в смене хозяина и способа, которым хозяина надо избавить от этого предмета, Рудольф остался наедине с головной болью и бокалом вина, не торопясь избавляться от сотканных из песка доспехов.
Странная компания прибыла в лагерь на рассвете. Первым шел высокий мужчина в плаще священника, в руках у него крепкий дорожный посох, за плечами - котомка со скромными пожитками. Лицо молодое, покрыто недельной шетиной. С ним шла женщина неопределенного возраста, закутанная в приличный плащ с капюшоном. Выглядит лет на тридцать, исхудавшая и слегка сутулящаяся от слабости. Внимательный наблюдатель может заметить некоторые несоответствия первоначальному впечатлению: идеальные зубы, поразительно легкая походка, нежные ладони без следов физической работы, хищноватый взгляд голубых глаз, который нет нет, да и стрельнет из под надвинутого капюшона. Пара передвигалась в окружении десятка беженцев, явно странствующих в поисках лучшего дома. Пока крестьяне ставили палатки, пара подошла познакомиться к благородным господам.
- Приветствую вас, высокоуважаемые. Я - брат Родер, представитель святой церкви, несу слово Божье в темные и глухие земли. Это - сестра Анна, послушница нашего ордена. В мирской жизни она была известна как княгиня Де Болансер. Теперь же она посвятила всю себя Богу, изучает травничество и песнопения. - Анна вежливо потупив глазки изобразила книксен.- Дозволите ли скрасить вашу трапезу своим скромным обществом?
- Приветствую вас, высокоуважаемые. Я - брат Родер, представитель святой церкви, несу слово Божье в темные и глухие земли. Это - сестра Анна, послушница нашего ордена. В мирской жизни она была известна как княгиня Де Болансер. Теперь же она посвятила всю себя Богу, изучает травничество и песнопения. - Анна вежливо потупив глазки изобразила книксен.- Дозволите ли скрасить вашу трапезу своим скромным обществом?
Память не щадит. Она выжигает каленым железом все твои ошибки в сознании, заставляя постоянно, раз за разом злиться и испытывать горечь. Кто знает, может по-этому в мире так много пьяниц. Алкоголь не лечит. Это такая профилактика.
Горело дерево. Этот запах сотни горящий домов, соломы и уличного мусора надолго не даст о себе забыть. А еще запах железа. Крови и мечей, в ней измаранных. Запах паленого мяса и чего-то сладковатого.
Мужчинам после стресса нужна разгрузка. Солдатам нужно приложить больше усилий, чтобы выпустить пар. За правило было взято уничтожение чего-либо беззащитного, демонстрация своей силы и воли. Слабые страдали в этот момент. Сейчас.
Пировали в разрушенных тавернах, мародерствовали и насиловали тех, кого и еще не убили. Подходила практически любая женщина. Старая и молодая. Даже очень молодая.
Остановить эту вакханалию не мог ни прямой приказ, ни закон, предписывающий насильникам смерть. Командиры закрывали глаза.
Колман приоткрыл их совсем ненадолго. В его небольшой сумке были небольшие пожитки золотом, серебром и янтарем. Он подыскал себе хорошую сбрую в разрушенных конюшнях и небольшой подарок жене, раздобытый в доме какого-то толстосума.
"- Это в последний раз,"- голос совести еще напоминал о себе. Гораздо реже, чем раньше.
Он увидел заплаканные голубые глаза и тонкие ручки за спиной одного из солдат. Он остался равнодушен.
Небольшой городской храм в центре города тоже горел. Не пощадили даже его. В нем укрылись десяток горожан и остатки стражи. Всех, кроме священников, выволокли на площадь. Попы бежали в неизвестном направлении. И молитвы были им утешением.
Он похлопал себя по груди. Там был медальон. Он согревал теплотой, а не жаром пожарищ. Последней искрой чего-то хорошего.
*
Из задумчивости его вывели люди, вновь прибывшие.
Просьба священника была к нему не адресована, он был здесь гостем. Но он изучил незнакомцев и увидел достаточно. Приятную на взгляд женщину.
У него давно не было женщины. Недельное серое путешествие через леса и распутицу. Доспехи вдруг стали теснее.
Колман сдержанно кивнул и выбросил все лишние мысли из головы.
- Дозволим, - коротко ответил мессир, который был не особенно рад тому, что лагерь стал превращаться в какой-то базар с крестьянами, маврами и ещё какими-то не совсем понятными личностями, что редко можно встретить во временных пристанищах благородных рыцарей в таком количестве. Хотя, если подумать хорошенько, то любая война это бордель горящий, где правит бал лишь кровожадный Марс. А это очень непредсказуемое и капризное божество, любящее добавить что-нибудь забавное, что не в каждую хронику можно вписать.
Через некоторое время Анна подсела поближе к Колману и завела разговор:
- Мессир рыцарь, вы наверно победили уже большое множество всяческих врагов. Расскажите, как вам эти места? На наш походный лагерь этой ночью напали жуткие звери, несколько крестьян погибло сражаясь с ними. К счастью тварей было не слишком много, на закуску им вполне хватило наших лошадей и тех бедолаг что попытались отогнать хищников. В итоге мы с братом Родером лишились всего своего имущества. Возможно, нам было бы по пути с вами и вашими товарищами. Кула вы направляетесь, каковы ваши дальнейшие планы?
- Мессир рыцарь, вы наверно победили уже большое множество всяческих врагов. Расскажите, как вам эти места? На наш походный лагерь этой ночью напали жуткие звери, несколько крестьян погибло сражаясь с ними. К счастью тварей было не слишком много, на закуску им вполне хватило наших лошадей и тех бедолаг что попытались отогнать хищников. В итоге мы с братом Родером лишились всего своего имущества. Возможно, нам было бы по пути с вами и вашими товарищами. Кула вы направляетесь, каковы ваши дальнейшие планы?
Из очередной задумчивости его отвлекла женщина.
- Если по-существу, то те, кого я побеждал, не были моими врагами. Врагами моего господина. И этого было достаточно, чтобы я их убил. Это мое ремесло.
Колман прошелся пальцами по стали своего шлема.
- Твари, говоришь? Какие-нибудь звери, обезумевшие от голода. Здешний лес густой и большой, если не огромный. Но живности здесь немного. Воздух тяжелый и горький. Я не услышал ни одной птицы по дороге. Ни одной белки на дереве, ни зверька.
Колман внимательнее её оглядел.
- Не думаю, что брату и его пастве пристало шататься по Миру с межевым рыцарем. Тем более, что в моих планах отнюдь не мирное существование. Мои знакомые товарищи, в частности Аверин Сфорца, заметили тут некоторые беспокоящие их огни. Всякое может быть, но хочется проверить. А далее мой путь лежит в Володимир. Думаю, вам тоже нужно туда. Нуждающимся не откажут в храме.
Он сузил глаза и наклонился к ней.
- Но идти с нами в лес,- прошептал Колман,- не лучшая затея для уставшей путницы. Но я не возражаю. Однако предупреждаю о возможной опасности.
Рыцарь что-то приказал оруженосцу и продолжил наблюдать. И ждать ответа.
А мессир Аверин был немного занят беседой с Андроником, что занимался лечением кнехта Клауса. Да и вообще, неплохо бы снарядиться для встречи с неясной опасностью.
- И что же можешь ты поведать о кнехте, что встречал саму Гекату? - поинтересовался кондотьер, внимательно глядя на ромея, глаза которого ничего не выражали.
- Он лишился трёх пальцев и всё время говорит о чьих-то глазах, - ответил Андроник, сохранив невозмутивый вид. - Вернуть его из царствия безумия непросто.
- Ты должен постараться.
- Я постараюсь.
- Хорошо, а теперь ступай, Андроник, - сказал на прощанье тёмноволосый кондотьер лекарю учёному, позволяя Чезаре и Гергю наконец облачить мессира Аверина в изящный миланский доспех.
- Охотятся за огнями собрались, - недовольно ворчал Гергь, считая, что это слишком глупа трата времени. Ведь за это время можно заняться чем-то более интересным.
- Гергь, я не изменю своего мнения. За этими огнями скрываются отнюдь не феи, - уверенно говорил латинянин. - Тем более, мы всё равно путь держим в Володимир.
- И что же можешь ты поведать о кнехте, что встречал саму Гекату? - поинтересовался кондотьер, внимательно глядя на ромея, глаза которого ничего не выражали.
- Он лишился трёх пальцев и всё время говорит о чьих-то глазах, - ответил Андроник, сохранив невозмутивый вид. - Вернуть его из царствия безумия непросто.
- Ты должен постараться.
- Я постараюсь.
- Хорошо, а теперь ступай, Андроник, - сказал на прощанье тёмноволосый кондотьер лекарю учёному, позволяя Чезаре и Гергю наконец облачить мессира Аверина в изящный миланский доспех.
- Охотятся за огнями собрались, - недовольно ворчал Гергь, считая, что это слишком глупа трата времени. Ведь за это время можно заняться чем-то более интересным.
- Гергь, я не изменю своего мнения. За этими огнями скрываются отнюдь не феи, - уверенно говорил латинянин. - Тем более, мы всё равно путь держим в Володимир.
-Огни, говорите? Вполне возможно что там есть именно то, что мы ищем. - она наклонилась поближе к Колману - знаете ли, мессир рыцарь, ваш благородный вид вызывает у меня доверие, поэтому хочу вам раскрыть одну тайну. Разумеется с условием что дальше нас двоих этот разговор не уйдёт. Дело в том, что мы с братом Родером находимся здесь по тайному поручению святой церкви и не совсем те, кем пытаемся выглядеть на первый взгляд. Мы в состоянии постоять за себя. Нет, суть миссии к сожалению я раскрыть не могу, ибо связана строжайшим обетом хранить секрет. - Колман обратил внимание на то, как профессионально руки монаха обращаются с ножом во время разделки куска мяса, как он цепким взглядом окидывает окружающую обстановку, как за маской расслабленной добродушности прослеживается готовность в любую секунду вступить в бой.
- Вы мне льстите,- Колмана назвали благородным. В первый раз в жизни.
Выглядел же он как дровосек в железном панцире. Длинная дорога по большаку сказалась на его внешнем виде, он не успел пока даже ополоснуться. Но привык к такой жизни. У него не было свиты, тащившей за ним шатер и всякие приятные быту мелочи.
Рыцари делились на сорта: сыновья вельмож и венценосных особ - были первым сортом. Они больше всего напоминали рыцарей из легенд. Далее шли их рыцарская свита, присяжные рыцари. А на самом нижней стояли странствующие или межевые.
Колман был отчасти графских кровей по матери. Из очень-очень захудавшего графского рода. Отец его заслужил пояс и шпоры верной службой. И не был благородным.
То небольшое земельное владение, которое у него было, не считалось вассальным владением и подчинялось напрямую герцогу, но герцог ценил его услуги. Пока.
- Я не заслужил пока вашего доверия. Но я ценю откровенность,- Колман был польщен.
Выглядел же он как дровосек в железном панцире. Длинная дорога по большаку сказалась на его внешнем виде, он не успел пока даже ополоснуться. Но привык к такой жизни. У него не было свиты, тащившей за ним шатер и всякие приятные быту мелочи.
Рыцари делились на сорта: сыновья вельмож и венценосных особ - были первым сортом. Они больше всего напоминали рыцарей из легенд. Далее шли их рыцарская свита, присяжные рыцари. А на самом нижней стояли странствующие или межевые.
Колман был отчасти графских кровей по матери. Из очень-очень захудавшего графского рода. Отец его заслужил пояс и шпоры верной службой. И не был благородным.
То небольшое земельное владение, которое у него было, не считалось вассальным владением и подчинялось напрямую герцогу, но герцог ценил его услуги. Пока.
- Я не заслужил пока вашего доверия. Но я ценю откровенность,- Колман был польщен.
А на утро костры погасли. Без их света поблекли и сложились цветастые шатры, сникли знамена и мрачные нервозные солдаты плечом к плечу с помятыми слугами двинули подводы в сторону реки. Один за одним снимались рыцари, чтобы удовлетворить свое любопытство и при свете дня разыскать гнезда фей и наловить ведьминых огоньков. Нетрудно было заметить, что где-то народу прибыло, а где-то кострища давно уже не источали тепла. Братья Цюрхайн покинули лагерь так же, как и пришли. С первыми лучами солнца, никого не известив, они отбыли в молании— глубже, в сердце тьмы! Туда и дорога.
Утренний лес пах сыростью и железом, тяжесть гуморов влекла мясистые иглы елей к земле, среди кустов блестели тугие ягоды, кровавые и янтарно-желтые.
Когда первые всадники достигли берегов речки, они были разочарованы — неширокая, неясной глубины, мутная с крутыми берегамии. Гадкая здесь природа, ничего не сработано для человека!
Однако, помимо самой реки, здесь было, на что посмотреть. Самые зоркие уже кричали о дивном замке на том берегу реки. Укрытый хвоей, он дремал, как старый пес, среди влажной литважской земли, лакая воду из темных заводей. Стены низкие, тяжелые, где-то растрескавшиеся, где-то густо заросшие мхом, скрывали его хозяев от всего, что ни было на четырех сторонах света, а серое небо этой страны прятало его и от Бога. Три башни ловили собирающиеся в вышине тучи, и лишь одна горестно смотрела на рыцарей — толстая кирпичная стена раскололась, разрезав некогда внушительное сооружение наискосок.
Гром — пронеслось в голове у доблестного Августина. Страж границ дикой Литваги, исчезнувший более дюжины лет назад. Поистине, чудны дела Господни.
Разведчики начали искать брод, солдаты и собаки разбрелись по берегам, наслаждаясь кратковременным отдыхом, божьи люди готовились к краткой службе — пока на том берегу царил покой, здесь бурным потоком разлилась жизнь.
"Господин мой", — донеслось до Рудольфа сзади: "Я следовал за ними, и узнал многое об их путях..."
Утренний лес пах сыростью и железом, тяжесть гуморов влекла мясистые иглы елей к земле, среди кустов блестели тугие ягоды, кровавые и янтарно-желтые.
Когда первые всадники достигли берегов речки, они были разочарованы — неширокая, неясной глубины, мутная с крутыми берегамии. Гадкая здесь природа, ничего не сработано для человека!
Однако, помимо самой реки, здесь было, на что посмотреть. Самые зоркие уже кричали о дивном замке на том берегу реки. Укрытый хвоей, он дремал, как старый пес, среди влажной литважской земли, лакая воду из темных заводей. Стены низкие, тяжелые, где-то растрескавшиеся, где-то густо заросшие мхом, скрывали его хозяев от всего, что ни было на четырех сторонах света, а серое небо этой страны прятало его и от Бога. Три башни ловили собирающиеся в вышине тучи, и лишь одна горестно смотрела на рыцарей — толстая кирпичная стена раскололась, разрезав некогда внушительное сооружение наискосок.
Гром — пронеслось в голове у доблестного Августина. Страж границ дикой Литваги, исчезнувший более дюжины лет назад. Поистине, чудны дела Господни.
Разведчики начали искать брод, солдаты и собаки разбрелись по берегам, наслаждаясь кратковременным отдыхом, божьи люди готовились к краткой службе — пока на том берегу царил покой, здесь бурным потоком разлилась жизнь.
"Господин мой", — донеслось до Рудольфа сзади: "Я следовал за ними, и узнал многое об их путях..."
Рыцарь и его оруженосец верхом располагались на берегу реки. У Йона в руках было знамя, пересеченное надвое вертикальной полосой, где был герб герцога и его наставника.
Оруженосец был в легкой кольчуге и получшеме, Колмон же был полностью одет в сталь и вооружен до зубов.
- Вот здесь видели огни? В замке, наставник?
- Судя по всему. Замок-то на деле может быть и не таким уж безжизненным, как кажется. Но неподалеку Володимир, а эта развалюха стоит у нас на пути. Тем более,- Колман глядел в оба глаза,- что наши спутники идут в ту же сторону. Пока. Так безопаснее.
Йон опустил глаза. Ему было не по себе.
- Такие замки, как Гром, не бывают брошенными - разве что в их стенах поселится чума или злое проклятие. Но сейчас там горит свет. Кто мог занять покинутую твердыню? Уж наверняка не добрые люди. В лучшем случае какой-нибудь раубриттер...
Августин закашлялся и замолчал. Сырой воздух реки показался ему отвратительно холодным.
- Помолимся, братья, да навестим Гром. Негоже за спиной оставлять неизвестность.
Впрочем, несмотря на храбрые речи, Августин все же надеялся не на сечу в тесных переходах, к которой они и готовы не были, а на разговор. Может быть жители замка знают что о проклятии волкодлаки? Или... Или это их рук дело.
Выслушав своего слугу, Рудольф лишь сдержанно кивнул. Пешка сделала свой выбор и поменяла цвет. В чатуранге, в которую люди играют друг с другом и судьбой, такое случается.
Когда с уст Августина слетело название замка, принц Фортунадо, подал мышастого жеребца вперёд, поравнявшись с рыцарем Колеса,
-Что ты, с-с-сзнаешь об этом замке, кроме имени, которое дали ему люди, рыцарь?
Когда с уст Августина слетело название замка, принц Фортунадо, подал мышастого жеребца вперёд, поравнявшись с рыцарем Колеса,
-Что ты, с-с-сзнаешь об этом замке, кроме имени, которое дали ему люди, рыцарь?
- Странный это замок, - заметил мессир Аверин, пристально вглядываясь в таинственный замок, словно ища в нём какие-то мистические знания.
Колман повернул голову.
- Замок как замок. Правда, развалюха с виду, древняя и дремучая. Но как говорим мне знакомый фортификатор: "Не суди замок с первого взгляда. Штурм может обернуться такой кровавой катастрофой, что полугодовая осада покажется тебе лучшим выбором."
Рыцарь пришпорил коня.
- Так и будешь всматриваться или хочешь пойти проверить?
Колман обнажил меч. От хорошей драки он бы не отказался. Свора бандитов или какая-нибудь шутовская секта, верещащая о конце Мира, смочила бы ему меч и была бы потехой разуму.
Йон достал свой клевец.
- Ты останешься. Знамя мне там не понадобится.
- Но господин! Вы уверены?- оруженосец не хотел оставаться, но и дерзить не собирался.
- Помни о том, что я тебе говорил.
"- Если я умру, возьми золото, спрятанное в шпорах, похорони меня и пристань к рыцарю получше."
-И с-с-с какой с-с-стороны стоит судить этот замок, Коломан?- принц Фортунадо - сама вежливость, а сквозь закрытое забрало проглядывают антрацитово-чёрные глаза, с одной стороны уважительно, а с другой с затаённой успешкой, смотрящие попеременно, то на Колмана, то на виднеющийся вдали замок.
- Колман,- поправил рыцарь,- Это простое имя.
Вероятно его спутник был таких же светло-голубых кровей, как и остальные. И распознал в нем приблуду, обычного вояку и относился к нему с пренебрежением. Но Кол к этому привык.
В этом мире рождение от знатных семени и кудели значили гораздо больше, чем личные качества.
- Когда в следующий раз встречусь со знакомым фортификатором, обязательно ему замок опишу и спрошу. И, как я говорил, предлагаю съездить и посмотреть поближе.
-Я с-с-запомню,- насмешки во взгляде прибавилось, а руки обхватили узду, готовясь послать мышастого жеребца вперёд,
-Предложение принято!
- Спасибо, но меня искать не надо, - усмехнулся мессир Аверин, обхватив рукой узду, готовясь послать своего Тесея вперёд, ближе к таинственному замку.
- Особенно меня волнует одна из башен, которую никто не удосужился привести в порядок. Хм. Не будет тратить время, посмотрим, какая же тайна за этим кроется.
Колман позвал к себе Йона.
- Я поеду в одиночку. Ты осмотрись. Потренируйся. Если все пойдет скверно...
Рыцарь посмотрел на оруженосца с какой-то растерянностью и грустью в глазах.
- Найди мое тело и похорони с семьей,- сказал он вполуслух,- Возвращайся домой и возьми у ипада Выжиц письмо. Исполняй.
Колман похлопал парня по плечу. Тот опустил голову.
Рыцарь взобрался на своего коня и пустил его рысью. Замок вдалеке темнел и ждал.
- Вперед, господа.
Бьорн, всё это время молча стоявший рядом, наконец проронил одно слово:
- Вперёд.
- Вперёд.
Переправа пошла бодро и без лишних трудностей — никто не стал бы возводить крепость у самого мелкого места на реке, однако Ранберг был выходцем иных мест, и собрал все ошибки бездарного фортификатора. Брод проходил в тени разрушенной угловой башни, и конные без промедления двинулись пересекать вялые воды безымянной реки. Атмосферу была не сказать, чтобы совсем расслабленная — сказывалось мрачное присутствие немецкого каменного исполина над самыми головами — но более, чем спокойная. Солдаты вполголоса вели свои обычные беседы, шлюхи перешептывались и хихикали в своих телегах, кони ржали, а молодые оруженосцы мерялись удалью, стремясь взобраться на крутой берег в числе первых. Тут-то под ясным литважским небом и ударил гром. И не один гром — пороховая тучка мигом выросла на втором ярусе сколотой башни. Графиня в своем седле дернулась от удара и тут же ощутила пламень Небесный рядом с правой грудью — знатный кусок ключицы вместе с плечевым суставом мигом обратился в кровавую кашу с осколками костяной щепы, брызнула кровь и вода под ее конем окрасилась грязной киноварью...
— Засада! — пронесся крик над головами рыцарей, ставших на середине брода.
Рана пятого уровня в плечо. Кость раздроблена, задета артерия, восстановление подвижности маловероятно. Обильное кровотечение.
— Засада! — пронесся крик над головами рыцарей, ставших на середине брода.
Рана пятого уровня в плечо. Кость раздроблена, задета артерия, восстановление подвижности маловероятно. Обильное кровотечение.
Бьорн крепко выругался и повернулся к Эрику:
- За спину! - грянул голос свада из-под шлема.
Не утруждая себя проверкой, последовал ли оруженосец приказу, Бьорн поднял щит и пришпорил коня, собираясь прорваться к стенам замка раньше, чем стрелок будет готов к новому выстрелу. Пусть желающие окажут помощь раненой, если захотят. Его цель - отрубить руки стрелку. О своём обозе и свите Бьорн не беспокоился. Там служат опытные воины и следопыты, которые справятся с тем, чтобы найти укрытие от выстрелов и уберечь отстальных.
- За спину! - грянул голос свада из-под шлема.
Не утруждая себя проверкой, последовал ли оруженосец приказу, Бьорн поднял щит и пришпорил коня, собираясь прорваться к стенам замка раньше, чем стрелок будет готов к новому выстрелу. Пусть желающие окажут помощь раненой, если захотят. Его цель - отрубить руки стрелку. О своём обозе и свите Бьорн не беспокоился. Там служат опытные воины и следопыты, которые справятся с тем, чтобы найти укрытие от выстрелов и уберечь отстальных.
Солдата трудно застать врасплох. И в этот раз не удалось. Все случилось так быстро, но Колману хватило нескольких мгновений. Женщина в беде, тяжело ранена, возможно убита. Времени нет. Колман закрепил щит на спине, спешился. Броня сидела хорошо, осталось надеяться на её прочность. Пробить сталь мог лишь особый арбалет и то - с близкого расстояния.
"- Надеюсь эта мразь бьет из луков. И не только в женщин."
Колман пробирался по броду и добрался до графини за несколько ударов сердца. И готов был подхватит её, падающую, и заслонить спиной от дальнейших выстрелов. Нужно было унести её к обозу и медикам, а дальше пойти в бой, помочь Бьорну.
"- Надеюсь эта мразь бьет из луков. И не только в женщин."
Колман пробирался по броду и добрался до графини за несколько ударов сердца. И готов был подхватит её, падающую, и заслонить спиной от дальнейших выстрелов. Нужно было унести её к обозу и медикам, а дальше пойти в бой, помочь Бьорну.
- Мессир Колман, вы пока отведите леди к лекарям. Мы же приготовимся к наказанию одного очень нетерпеливого стрелка, - голос латинянского кондотьера был спокоен, словно ничего и не случилось.
- Чезаре, за спину, - велел своему оруженосцу мессир Аверин, приготовив свой щит на случай, если стрелок всё-таки вернётся...
Звук выстрела отозвался эхом боли в черепе принца-апостата.
-Inter arma moriens musae!- молвит ди Фортунадо, а адский жеребец под ним нетерпеливо раздувает ноздри, чуя запахи крови и смерти, витающие в лесном воздухе. Мгновение и шпоры вонзаются в коня, посылая Семязю галопом к башне. Меч покидает ножны и Рудольф ди Фортунадо призывно свистит, созывая тёмную стаю.
-Inter arma moriens musae!- молвит ди Фортунадо, а адский жеребец под ним нетерпеливо раздувает ноздри, чуя запахи крови и смерти, витающие в лесном воздухе. Мгновение и шпоры вонзаются в коня, посылая Семязю галопом к башне. Меч покидает ножны и Рудольф ди Фортунадо призывно свистит, созывая тёмную стаю.
Графиня повалилась навстречу крепким рыцарским объятьям. Правая рука ее, некогда столь же нежная и проворная, сколь и левая, теперь неестественно свесилась за спину и болталась. Казалось, что ее наскоро привязали к телу жгутом и не удосужились даже затянуть подобающим образом, отчего она дергалась из стороны в сторону и вообще вела себя крайне вольно, совсем несвойственно живым членам. Грудь, напротив, вздулась и отошла в сторону, щеголяя выступающим осколком кости — откуда такой вышел и как вошел? — зрелище было до крайности скорбное.
Пока остальные воители собирались в оборонительное кольцо у беспокойного скакуна Анны, Рудольф понесся прямо на сколотую башню Грома, а с ним понеслась вперед и вся пятерка черных хищников.
"Салдэрэ! Атэ вуш!" — яростно загудело темное нутро башни, и с десяток касок замелькало между зубцами ближайшей к броду стены...
Пока остальные воители собирались в оборонительное кольцо у беспокойного скакуна Анны, Рудольф понесся прямо на сколотую башню Грома, а с ним понеслась вперед и вся пятерка черных хищников.
"Салдэрэ! Атэ вуш!" — яростно загудело темное нутро башни, и с десяток касок замелькало между зубцами ближайшей к броду стены...
Рыцарь взял девушку в руки настолько аккуратно, как это могли позволить его доспехи и телосложение. По металлу потекли струйки алой крови. Но Колман слышал, как еще бьется её сердце. Дыхание, хоть и тяжелое и прерывистое, еще не прекратилось.
- Врача!- заревел он, как зверь,- Жреца!
При переправе их караван поддался панике. Рыцари двинулись в бой, их свита бежала обратно на тот берег. Тут и там стояли телеги, ржали кони. Все вокруг бежали в стороны и никто не собирался помогать.
И тут Колмана осенило.
- Йон!
Оруженосец должен был ждать его на том берегу и переправиться последним. Надежда была на то, что он ослушался. Где-то вдали блестело его знамя.
- Йон!!!
Всадник скакал, снося людей на своем пути в стороны.
- Что происходит, сир? Люди кричат и бегут. На нас напали?- оруженосец обнажил свой топорик, потом осмотрел женщину. Молча ждал указаний.
- Жрецы, с которыми она приехала, где? Остались на берегу?
- Я их не видел. Возможно даже не двинулись из лагеря.
- Ей нужна помощь. Если что-нибудь не сделаем, она может вскоре Богу душу отдать.
- Я позабочусь. Телеги в метрах десяти отсюда. Посадим её на лошать, я её там перевяжу и найду врача. Или помолюсь за её душу.
- Бог в помощь.
Колман посадил женщину на коня. Она казалась такой легкой. Он посмотрел на её руку. Если будет заражение крови... Нет. Об этом думать не хотелось.
- У меня есть дела. Помни о том, что я тебе говорил.
Колман прошагал к коню. Йон направился с раненной к телегам, отчаянно высматривая лекарей.
Вошел в тред и убил всех огнем
1d100: (71) = 71
1d100: (71) = 71
>оруженосец обнажил свой топорик
А может сдриснул уже, как и было велено господином Колманом? Все-таки, придерживаюсь мнения, что игроки контролируют пц, пассионариев, а грустные марионетки и статисты стараются не воровать спотлайт, что озвучивал выше.
А может сдриснул уже, как и было велено господином Колманом? Все-таки, придерживаюсь мнения, что игроки контролируют пц, пассионариев, а грустные марионетки и статисты стараются не воровать спотлайт, что озвучивал выше.
Взволнованный человек в одедле монаха обрабатывал страшную рану спиртовой настойкой мощей великомученика, пожилая женщина кипятила бинты в святой воде и читала молитву на очишение полосок ткани от бесовской скверны. Монах отчаянно корил себя - не уберег растяпа, подвёл таки охлыстень, не сдержал слова, пустозвон несчастный. Беспомощная девушка раскинулась на шкурах и в бреду повторяла одни и те же слова. Анна пребывала в мире своих грез, где отчаянным калейдоскопом сменялись ночные атаки волков, грязные насильники из городских подворотен, честные прямые глаза того рыцаря возле костра, шикарные придворные балы и сияние высшего света, верного Родера со своими мрачноватыми шуточками. Там, среди балов и хищников, грызущих ее горло, стоял человек в ниспадающих одеждах, окруженный ореолом солнечных лучей. Он что-то говорил Анне, что-то успокаивающее, что-то такое правильное и искреннее. Она же плакала стоя на коленях перед ним и молила - Прошу забери меня но оставь его жить, ведь настоящее благородство не передается по наследству а заслуживается мирскими делами. Ему еще столько надо успеть. - и совершенно непонятно было кого она имеет в виду, за кого она молится.
Принц Фортунадо пускает коня бешенным галопом, вонзая шпоры в мускулистую плоть и направляясь прямо на скошенную стену башни с обнажённой сталью в руке.
Орден в пирровой победе разбил Корону под Грюнвальдом, а вскоре и сам, ослабший, стал добычей вечно голодной и бескрайней русковито-литважской страны; единые некогда земли распались на разрозненные комтурии. Говорят, с каждым годом дороги между ними все длиннее, а солнце почти перестало светить над мокнущими и крошащимися замками.
Бизантий пал, утянутый бесами под землю за грехи своих царей, как пали до него Рим и Бабель.
Черная саранча пришла с морей на востоке, пожрав хлеба, репу и корабли, отправившиеся искать пути в Индию. Авантюристы охладели к заморским путешествиям. Безрадостное дело — либо в Буджур, либо в стену черного стрекочущего ужаса.
Тумены Великой Татарии со все новыми и новыми силами наваливаются на границы Унгры, Лявы и Короны. Говорят, в землях Краины уже видели двухголового хана Авадону, и не пройдет и года, как орды поглотят и Корону, и Империю, и кого только найдут на пути.
Император готовится развязать новую войну с князьями и вольнодумцами, в гордыне своей заявляющими, что колесу не нужен обод, и четыре спицы в нем лишних.
И на фоне всех этих безрадостных, в общем-то, событий, пятеро молодых рыцарей отправляются в дикие и темные земли Масковиты, минуя болотистую Литвагу и Краину с ее бескрайними степями.
Грозный Аверин из Сфорца, изголодавшийся по войне латинский пес.
Могучий Бьорн, свадский рыцарь, страшный видом и бесстрашный сердцем.
Храбрый Хайнрих Озерский, вояка с Краины, решивший попытать счастья на по другую сторону межи.
Суровый соляр Августин из Шнейберга, христианнейший рыцарь, несущий свет истинной веры на острие меча и в пламени факела.
И наконец, чудовищный великан Рудольф Д'Фортунадо, влекомый хтонической масковитской тьмой, как младенец видом материнской груди.
Войдя в литважские леса, наши герои уже успели проявить свою удаль, разбив кровожадных лесных уродов в неравном бою. Когда спала кровавая пелена, а бой был кончен, наши герои заметили, что болезненное здешнее солнце неспешно заползает в сальные шали серых туч, и липкие сумерки спускаются на поляну из мокрой черноты древесных крон.
Двигаться вперед во тьме или заночевать среди покойников, беспокойные души которых не приберут ни агнелы небесние, ни черти подземные? Не каждый день столкнешься с таким выбором…*