Староста деревеньки ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ всегда был очень подозрительным человеком.
Все его подозревали.
И он всех подозревал.
Никто не любил говорить о старом заброшенном доме на краю деревни.
И все любили слушать радио Маяк.
Это было единственное радио, которое здесь можно было слушать.
В деревеньке ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ есть сельпо.
Никто не знает, где хозяйка магазина достаёт свой товар, ибо в деревеньку ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ никто не спешит приезжать.
Но никто и не спешит задавать вопросы по этому поводу.
Ибо бывают такие вопросы, на которые лучше не знать ответа.
Были те, кто видел, что Староста деревеньки уж больно часто наведывается в сельпо.
Были.
Тьма накрывала деревеньку Верхние Выстюги.
Все его подозревали.
И он всех подозревал.
Никто не любил говорить о старом заброшенном доме на краю деревни.
И все любили слушать радио Маяк.
Это было единственное радио, которое здесь можно было слушать.
В деревеньке ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ есть сельпо.
Никто не знает, где хозяйка магазина достаёт свой товар, ибо в деревеньку ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ никто не спешит приезжать.
Но никто и не спешит задавать вопросы по этому поводу.
Ибо бывают такие вопросы, на которые лучше не знать ответа.
Были те, кто видел, что Староста деревеньки уж больно часто наведывается в сельпо.
Были.
Тьма накрывала деревеньку Верхние Выстюги.
Рядом с деревенькой ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ проходит железная дорога. Никто не помнит, когда она была здесь проложена, но она есть.
Если пойти по этой дороге в одну сторону, то можно дойти до старых, ржавых вагонов поезда.
Самого поезда вы не найдёте.
Вагоны выглядят снаружи полностью заброшенными.
Но это только снаружи.
Вы можете зайти внутрь любого вагона и увидеть всё своими глазами.
Внутри вагоны выглядят так, как будто люди их покинули буквально пару минут назад. В коридоре горят светильники. В каждом купе лежат чьи-то вещи, на столе разложена еда, а от горячего чая в кружках поднимается пар. В динамиках же тихо звучит радио Маяк. Но ни одной живой души вы там не найдёте.
Днём.
А ночью к вагонам лучше вообще не ходить, иначе назад вы уже скорее всего не вернётесь.
Ибо в деревеньке ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ Тьма всегда наготове.
Если пойти по этой дороге в одну сторону, то можно дойти до старых, ржавых вагонов поезда.
Самого поезда вы не найдёте.
Вагоны выглядят снаружи полностью заброшенными.
Но это только снаружи.
Вы можете зайти внутрь любого вагона и увидеть всё своими глазами.
Внутри вагоны выглядят так, как будто люди их покинули буквально пару минут назад. В коридоре горят светильники. В каждом купе лежат чьи-то вещи, на столе разложена еда, а от горячего чая в кружках поднимается пар. В динамиках же тихо звучит радио Маяк. Но ни одной живой души вы там не найдёте.
Днём.
А ночью к вагонам лучше вообще не ходить, иначе назад вы уже скорее всего не вернётесь.
Ибо в деревеньке ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ Тьма всегда наготове.
Если пройти в другую сторону по железной дороге, то можно прийти к тупику. В этом месте рельсы обрываются, как будто строительство железной дороги так и не было закончено. В деревеньке ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ ходит много баек о том, куда должна была вести эта дорога.
Говорят, что в самые тёмные и долгие ночи, когда совы не просто спят, а даже впадают в кому, и тьма вступает в свои полные права, строительство железной дороги продолжается.
И не дай Бог какой-либо душе узнать, куда будет вести эта железная дорога.
Ибо сама Тьма прокладывает этот путь от деревеньки ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Говорят, что в самые тёмные и долгие ночи, когда совы не просто спят, а даже впадают в кому, и тьма вступает в свои полные права, строительство железной дороги продолжается.
И не дай Бог какой-либо душе узнать, куда будет вести эта железная дорога.
Ибо сама Тьма прокладывает этот путь от деревеньки ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Рядом с деревенькой ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ насрано.
Насрана огромная зловещая куча говна.
Кто её насрал? Зачем? Лучше не задавать эти вопросы.
Насрана огромная зловещая куча говна.
Кто её насрал? Зачем? Лучше не задавать эти вопросы.
Тьма сгущалась над деревенькой ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Особенно густой тьма была у старого дерева.
Очень густой.
Очень-очень.
Редкая сова засыпала у его подножия, и никто еще не встречал ни одной на ветвях. Сельские совы были слишком осторожны, чтобы забыть. Чего нельзя было сказать о некоторых жителях. Особенно до того, как.
О тех временах, еще до первой ночной мессы, известно немного, почти так же мало известно о совах.
Рассказывают лишь, что были тогда и такие, кто не боялся ходить по ночам с кадилом наперевес.
С кадилом. Наперевес.
Особенно густой тьма была у старого дерева.
Очень густой.
Очень-очень.
Редкая сова засыпала у его подножия, и никто еще не встречал ни одной на ветвях. Сельские совы были слишком осторожны, чтобы забыть. Чего нельзя было сказать о некоторых жителях. Особенно до того, как.
О тех временах, еще до первой ночной мессы, известно немного, почти так же мало известно о совах.
Рассказывают лишь, что были тогда и такие, кто не боялся ходить по ночам с кадилом наперевес.
С кадилом. Наперевес.
Тьма сгущалась над деревенькой ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Не обошла стороной и сельскую библиотеку.
Сельская библиотека вообще была очень странным местом.
Очень-очень.
Настолько странным, что даже совы облетали её стороной. Все знали, с библиотекарем стало неладно еще накануне, но предпочитали помалкивать, ведь ничего уже не изменишь.
Молчали в деревне действительно часто.
Теперь, отправляясь возвращать недавно выписанную книгу, жители предпочитают покрепче сжимать в руке абонемент.
Тьма сгущалась над деревенькой ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Не обошла стороной и сельскую библиотеку.
Сельская библиотека вообще была очень странным местом.
Очень-очень.
Настолько странным, что даже совы облетали её стороной. Все знали, с библиотекарем стало неладно еще накануне, но предпочитали помалкивать, ведь ничего уже не изменишь.
Молчали в деревне действительно часто.
Теперь, отправляясь возвращать недавно выписанную книгу, жители предпочитают покрепче сжимать в руке абонемент.
Тьма сгущалась над деревенькой ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Дед Савелий продолжал бредить, лёжа на печке в своей маленькой хате на отшибе в деревеньке ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ. Жители боялись этого места, но дед Савелий жил здесь уже многие годы и ни за что не желал покидать своего дома.
На третий день из его избы стали доноситься нечеловеческие вопли, но никто из жителей к дому приблизиться не осмелился.
Кромешной ночью над деревенькой вздыбилось зарево пожара, а через час снова опустилась тьма. Наутро на месте дома деда Савелия был только ровный чёрный круг из золы. Среди жителей ходили слухи, что по ночам возле погашенных костров раздаются стоны, а к рассвету на месте пепелища возникают ровные круги из золы. И не дай вам Бог уснуть ночью неподалёку от затухающего костра в деревеньке ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
На третий день из его избы стали доноситься нечеловеческие вопли, но никто из жителей к дому приблизиться не осмелился.
Кромешной ночью над деревенькой вздыбилось зарево пожара, а через час снова опустилась тьма. Наутро на месте дома деда Савелия был только ровный чёрный круг из золы. Среди жителей ходили слухи, что по ночам возле погашенных костров раздаются стоны, а к рассвету на месте пепелища возникают ровные круги из золы. И не дай вам Бог уснуть ночью неподалёку от затухающего костра в деревеньке ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
>>183617
Тьма сгущалась над деревенькой ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
В сельской школе было темно и молчаливо.
Очень темно.
Очень-очень.
И молчаливо.
Школьники привыкли к тому, что учителя спали прямо на уроках. Им не мешали, другой возможности выспаться могло не представиться. Все знали про кабинет директора. Никто уже не помнил директора, но каждый боялся встречи с ним. Поэтому учителям не мешали.
В деревне страх был привычен.
Страх. Привычен.
Тьма сгущалась над деревенькой ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Тьма сгущалась над деревенькой ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
В сельской школе было темно и молчаливо.
Очень темно.
Очень-очень.
И молчаливо.
Школьники привыкли к тому, что учителя спали прямо на уроках. Им не мешали, другой возможности выспаться могло не представиться. Все знали про кабинет директора. Никто уже не помнил директора, но каждый боялся встречи с ним. Поэтому учителям не мешали.
В деревне страх был привычен.
Страх. Привычен.
Тьма сгущалась над деревенькой ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Неподалёку от новой церкви находится старая сельская школа. Школа эта очень маленькая, и работало в ней только 3 учителя. Работало.
Сейчас остался только один, ибо только он понял простую истину, что лучше лишний раз остаться переночевать в здании школы, чем идти ночью домой с работы в другой конец деревеньки по местным якобы пустым улочкам. Последний учитель познал много того, чего простым жителям знать не дано.
Для их же блага.
В школе у него есть своя каморка - бывший красный уголок. Там он сидит на старой раскладушке, пьёт чёрный чай со слоном и, укутавшись в красное знамя, слушает радио Маяк, время от времени уменьшая громкость, чтобы, затаив дыхание, лучше расслышать то, что на улице.
Но мало что можно расслышать сквозь громкий храп спящих сов.
В окутанной Тьмой деревеньке ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Сейчас остался только один, ибо только он понял простую истину, что лучше лишний раз остаться переночевать в здании школы, чем идти ночью домой с работы в другой конец деревеньки по местным якобы пустым улочкам. Последний учитель познал много того, чего простым жителям знать не дано.
Для их же блага.
В школе у него есть своя каморка - бывший красный уголок. Там он сидит на старой раскладушке, пьёт чёрный чай со слоном и, укутавшись в красное знамя, слушает радио Маяк, время от времени уменьшая громкость, чтобы, затаив дыхание, лучше расслышать то, что на улице.
Но мало что можно расслышать сквозь громкий храп спящих сов.
В окутанной Тьмой деревеньке ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Давай еще
В деревне ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ есть кладбище.
Вообще, кладбища всегда были жуткие, но это кладбище в деревне ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
На этом кладбище никого не хоронили после того дня. Просто до него не могли дойти.
Даже совы до него не долетали.
Люди либо замерзали до смерти, либо с ними происходило что-то странное.
Очень-очень странное.
Те, кто доходили, видели что-то настолько ужасное, что умирали от страха.
Не просто умирали, замирали на месте, превращались в статуи.
Был лишь один счастливчик, вернувшийся оттуда.
Это был дед Фёдор. Он рассказал, что увидел там застывших от ужаса людей, и что-то очень страшное.
Очень.
Страшное.
Сейчас дед Фёдор живёт в избе на окраине деревни ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ. Он не выходил оттуда уже год.
И никто не знает, что с ним.
Тьма сгущается над деревней ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Вообще, кладбища всегда были жуткие, но это кладбище в деревне ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
На этом кладбище никого не хоронили после того дня. Просто до него не могли дойти.
Даже совы до него не долетали.
Люди либо замерзали до смерти, либо с ними происходило что-то странное.
Очень-очень странное.
Те, кто доходили, видели что-то настолько ужасное, что умирали от страха.
Не просто умирали, замирали на месте, превращались в статуи.
Был лишь один счастливчик, вернувшийся оттуда.
Это был дед Фёдор. Он рассказал, что увидел там застывших от ужаса людей, и что-то очень страшное.
Очень.
Страшное.
Сейчас дед Фёдор живёт в избе на окраине деревни ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ. Он не выходил оттуда уже год.
И никто не знает, что с ним.
Тьма сгущается над деревней ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Есть в деревне ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ участковый.
Грустно и страшно работать ему в этом странном месте. Много страшного и необъяснимого творится в деревне ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ. Очень страшного. Очень страшного, и совы.
Участковый очень хотел поймать преступника, но простого, понятного, а не странного преступника ВЫСТЮГОВСКОГО зла.
Он взял бинокль и залез на дерево, чтобы увидеть преступника, но тут раздалось уханье с неба, подобное раскату грома.
Старожилы деревни говорят, что был участковый в деревне ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Грустно и страшно работать ему в этом странном месте. Много страшного и необъяснимого творится в деревне ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ. Очень страшного. Очень страшного, и совы.
Участковый очень хотел поймать преступника, но простого, понятного, а не странного преступника ВЫСТЮГОВСКОГО зла.
Он взял бинокль и залез на дерево, чтобы увидеть преступника, но тут раздалось уханье с неба, подобное раскату грома.
Старожилы деревни говорят, что был участковый в деревне ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Тьма сгущалась над деревенькой ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Тьма сгущалась даже над церковью.
В ВЕРХНИХ ВЫСТЮГАХ была своя церковь.
В каждой деревне есть своя церковь.
И здесь.
Она есть.
Каждое утро дьякон стирал с церковных икон следы. А следы появлялись на церковных иконах в каждую ночь.
Никто не знал, что это за следы.
Никто не ходил в церковь ночью.
Никто.
Даже дьякон.
Особенно дьякон.
Когда дьякон был не на службе, он плакал.
Особенно ночью.
Все знали, что дьякон плачет ночью, но никто не знал, почему.
Никто не спрашивал. Пока дьякон мог, приносил из церкви кадила по первым сумеркам, его не тревожили.
А на рождество звонили в колокол. Громко звонили, торжественно.
Люди закрывали уши и жались друг к дружке в запертых хатах. Совы замолкали.
Тревожно было.
Страшно.
Ибо никто не пошёл бы в церковь в ночь на рождество. Да и не было ни колокола, ни звонаря в церкви в ВЕРХНИХ ВЫСТЮГАХ.
Тьма сгущалась даже над церковью.
В ВЕРХНИХ ВЫСТЮГАХ была своя церковь.
В каждой деревне есть своя церковь.
И здесь.
Она есть.
Каждое утро дьякон стирал с церковных икон следы. А следы появлялись на церковных иконах в каждую ночь.
Никто не знал, что это за следы.
Никто не ходил в церковь ночью.
Никто.
Даже дьякон.
Особенно дьякон.
Когда дьякон был не на службе, он плакал.
Особенно ночью.
Все знали, что дьякон плачет ночью, но никто не знал, почему.
Никто не спрашивал. Пока дьякон мог, приносил из церкви кадила по первым сумеркам, его не тревожили.
А на рождество звонили в колокол. Громко звонили, торжественно.
Люди закрывали уши и жались друг к дружке в запертых хатах. Совы замолкали.
Тревожно было.
Страшно.
Ибо никто не пошёл бы в церковь в ночь на рождество. Да и не было ни колокола, ни звонаря в церкви в ВЕРХНИХ ВЫСТЮГАХ.
Тьма сгущалась над деревенькой ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Каждый день. И каждое воскресенье тоже.
И каждое воскресенье приезжал почтальон в ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Почтальон приезжал на велосипеде. На старом велосипеде.
Очень старом.
Велосипед скрипел.
Протяжно скрипел, надрывно.
Бывало, человеку казалось сквозь сон, что скрип этот - чей-то плач.
Человек просыпался.
Человек обходил в полусне хату.
Человек проверял - не плачет ли кто из родных.
Но все спали тихо.
Тогда человек выглядывал на улицу сквозь щель между ставней.
Выглядывал посмотреть, кто же плачет.
И тогда человек видел.
Не мог не видеть застывшим взглядом.
Как с той стороны почтальон засовывает письмо в щель между ставнями.
И уезжает, скрипя велосипедом.
Протяжно скрипел, надрывно.
Уезжает к другой хате и другим ставням.
Или уезжает совсем. Человек возвращался в койку. Но уже не спал.
Бывало, что вообще больше не спал. Никогда.
Никто не любит получать почту в деревеньке ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Каждый день. И каждое воскресенье тоже.
И каждое воскресенье приезжал почтальон в ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Почтальон приезжал на велосипеде. На старом велосипеде.
Очень старом.
Велосипед скрипел.
Протяжно скрипел, надрывно.
Бывало, человеку казалось сквозь сон, что скрип этот - чей-то плач.
Человек просыпался.
Человек обходил в полусне хату.
Человек проверял - не плачет ли кто из родных.
Но все спали тихо.
Тогда человек выглядывал на улицу сквозь щель между ставней.
Выглядывал посмотреть, кто же плачет.
И тогда человек видел.
Не мог не видеть застывшим взглядом.
Как с той стороны почтальон засовывает письмо в щель между ставнями.
И уезжает, скрипя велосипедом.
Протяжно скрипел, надрывно.
Уезжает к другой хате и другим ставням.
Или уезжает совсем. Человек возвращался в койку. Но уже не спал.
Бывало, что вообще больше не спал. Никогда.
Никто не любит получать почту в деревеньке ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Приходила весна в деревеньку ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Приходила весна и все праздновали масленицу.
Праздновали и провожали зиму. Но уже не так весела была масленица после тех событий.
Не пели деревенских песен, не устраивали гуляний.
Лишь собирались в сельском клубе да водили хоровод на улице.
Молча водили.
Тихо.
Под вечер жгли чучело.
Не любили жечь.
Не хотели.
Но жгли.
Каждый раз, как жгли деревенское чучело, снег у костра покрывался жирным пеплом.
Каждый раз, как жгли деревенские чучело, кто-нибудь не возвращался домой к ночи.
Каждый раз.
Знали, но праздновали масленицу.
Знали, но жгли чучело.
Жгли и ели блины.
Такие же бледно-жёлтые и безрадостные, как солнце над деревенькой ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
А затем наступал Великий пост. Но много более велика была Тьма. Тьма, которая сгущалась над деревенькой ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Приходила весна и все праздновали масленицу.
Праздновали и провожали зиму. Но уже не так весела была масленица после тех событий.
Не пели деревенских песен, не устраивали гуляний.
Лишь собирались в сельском клубе да водили хоровод на улице.
Молча водили.
Тихо.
Под вечер жгли чучело.
Не любили жечь.
Не хотели.
Но жгли.
Каждый раз, как жгли деревенское чучело, снег у костра покрывался жирным пеплом.
Каждый раз, как жгли деревенские чучело, кто-нибудь не возвращался домой к ночи.
Каждый раз.
Знали, но праздновали масленицу.
Знали, но жгли чучело.
Жгли и ели блины.
Такие же бледно-жёлтые и безрадостные, как солнце над деревенькой ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
А затем наступал Великий пост. Но много более велика была Тьма. Тьма, которая сгущалась над деревенькой ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Не знаю, что это и откуда ты это берешь, но давай моар.
В деревне ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ есть колхоз.
Точнее, был.
Давно.
Говорят, начальник колхоза был как-то связан с тем, про происходит в деревне. Но никто не желает проверить, так как никого из тех, кто зашел в его покрытый инеем кабинет, больше не видели.
Никогда.
У колхоза в распоряжении было несколько тракторов. Но в одну из самых темных ночей в двигателях поселилось что-то очень плохое.
Очень-очень.
Об этом знает только механик, но он уже никому не сможет рассказать.
Никому.
Изредка, самыми темными ночам, когда Тьма становится осязаемой, колхозные поля вспахиваются и засеваются. И с каждым новым урожаем день становится чуть короче в деревне ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Точнее, был.
Давно.
Говорят, начальник колхоза был как-то связан с тем, про происходит в деревне. Но никто не желает проверить, так как никого из тех, кто зашел в его покрытый инеем кабинет, больше не видели.
Никогда.
У колхоза в распоряжении было несколько тракторов. Но в одну из самых темных ночей в двигателях поселилось что-то очень плохое.
Очень-очень.
Об этом знает только механик, но он уже никому не сможет рассказать.
Никому.
Изредка, самыми темными ночам, когда Тьма становится осязаемой, колхозные поля вспахиваются и засеваются. И с каждым новым урожаем день становится чуть короче в деревне ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
В деревне ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ есть коровник.
Но никто больше не рискует доить коров.
Одна доярка уже попыталась. Теперь каждую ночь из коровника доносится ужасный рёв.
Её рёв.
И не дай вам Бог узнать кто скрывается под масками коров.
Тьма сгущалась над деревенькой ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Но никто больше не рискует доить коров.
Одна доярка уже попыталась. Теперь каждую ночь из коровника доносится ужасный рёв.
Её рёв.
И не дай вам Бог узнать кто скрывается под масками коров.
Тьма сгущалась над деревенькой ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Обычный человек, проезжая мимо места, где находится деревня ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ, увидит лишь несколько заброшенных, жутких домов.
Очень жутких.
Очень-очень жутких.
Эти дома стоят возле странной воронки, из которой веет холодом.
Если человек зайдёт в дом, он больше оттуда не выйдет.
Никогда.
Совсем никогда.
А если он спустится в центр воронки, он попадёт в деревню ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ, в которой стоит вечная зима.
И сгущается тьма.
Вокруг этой воронки спят совы.
Уткнувшись головой в землю.
Сов нельзя тревожить, если их потревожить, случится страшное.
Очень страшное.
Очень-очень страшное.
Начнёт сгущаться тьма, но уже не над деревней ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Очень жутких.
Очень-очень жутких.
Эти дома стоят возле странной воронки, из которой веет холодом.
Если человек зайдёт в дом, он больше оттуда не выйдет.
Никогда.
Совсем никогда.
А если он спустится в центр воронки, он попадёт в деревню ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ, в которой стоит вечная зима.
И сгущается тьма.
Вокруг этой воронки спят совы.
Уткнувшись головой в землю.
Сов нельзя тревожить, если их потревожить, случится страшное.
Очень страшное.
Очень-очень страшное.
Начнёт сгущаться тьма, но уже не над деревней ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Тьма сгущалась над деревенькой ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Тьма медленно и неотвратимо плыла с востока на запад, поглощая метр за метром. Пядь за пядью.
Неотвратимо.
Медленно.
Плыла.
Натыкаясь на закрытые дома стуча в них. Но никто и никогда В ВЕРХНИХ ВЫСТЮГАХ не откроет дверь, как бы громко тьма не стучала.
Никто
И никогда.
Не открывал тьме двери после него.
Все помнили.
Тьма сгущалась над деревенькой ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Тьма медленно и неотвратимо плыла с востока на запад, поглощая метр за метром. Пядь за пядью.
Неотвратимо.
Медленно.
Плыла.
Натыкаясь на закрытые дома стуча в них. Но никто и никогда В ВЕРХНИХ ВЫСТЮГАХ не откроет дверь, как бы громко тьма не стучала.
Никто
И никогда.
Не открывал тьме двери после него.
Все помнили.
Тьма сгущалась над деревенькой ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
В сельпо деревеньки ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ есть подвал.
Подвал, в котором не хранят урожай.
В подвале сельпо ночной клуб.
Ночной клуб, который открывается только очень поздним ночами, когда вокруг тьма.
Тьма и в самом ночном клубе, вход куда теперь завален камнями.
Никто никогда не ходил в этот клуб, кроме дочери попа.
Она пошла в клуб одна.
Совсем одна.
На следующее утро ее тело висело над куполом старой церкви вместо креста.
Сейчас весит.
Изрыгает проклятия.
Над той самой церковью, куда больше никто не ходит.
Но самыми темными ночами, изредка, в сельпо все равно звучит музыка, доносящаяся из подвала, хотя ВСЕ боялись и никогда туда не ходили. И это не радио Маяк. Слышен шопот. Зловещий шёпот. И крики дочери попа.
Не дай бог кому-то узнать, что скрывает подвал сельпо.
Тьма сгущалась над деревенькой ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Подвал, в котором не хранят урожай.
В подвале сельпо ночной клуб.
Ночной клуб, который открывается только очень поздним ночами, когда вокруг тьма.
Тьма и в самом ночном клубе, вход куда теперь завален камнями.
Никто никогда не ходил в этот клуб, кроме дочери попа.
Она пошла в клуб одна.
Совсем одна.
На следующее утро ее тело висело над куполом старой церкви вместо креста.
Сейчас весит.
Изрыгает проклятия.
Над той самой церковью, куда больше никто не ходит.
Но самыми темными ночами, изредка, в сельпо все равно звучит музыка, доносящаяся из подвала, хотя ВСЕ боялись и никогда туда не ходили. И это не радио Маяк. Слышен шопот. Зловещий шёпот. И крики дочери попа.
Не дай бог кому-то узнать, что скрывает подвал сельпо.
Тьма сгущалась над деревенькой ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Жители деревеньки ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ вовсю готовились к встрече Нового Года.
То там, то здесь редкие фигурки с кадилом в одной руке и авоськой в другой пробирались по темноте ночи к сельскому клубу.
В самом же сельском клубе шла очень оживлённая деятельность по подготовке к празднику.
Под играющее радио Маяк, которое включили погромче, чтобы не было так страшно, несколько деревенских мужиков разбирали баррикаду, подпиравшую запертые, заколоченные и занавешенные толстыми цепями двери в Новогодний Зал Сельского Клуба.
Ибо не дай Бог этим дверям открыться не во время новогодних праздников. Мужики, крестясь и зарядив ружья подошли к дверям и прислушались.
Долго прислушивались.
Очень долго.
Но слышно было только радио Маяк из прихожей.
В конце концов дверь открыли и загнали пинками в темноту зала упирающегося местного дьякона. Дьякон, выпучив от ужаса глаза, начал во всё горло орать молитву, вертеть кадилом над головой и брызгать во все стороны святой водой из церковного колодца.
Вроде помогло.
Вроде.
Ибо все были ещё живы.
Потом кто-то нашарил выключатель у дверей и включил свет в зале.
Наконец в комнату начали заходить жители и дружно украшать помещение. Или по крайней мере они делали вид, что делают это дружно.
Тем временем несколько самых храбрых мужиков готовились к опасному Походу За Ёлкой.
Новый Год надвигался на деревеньку ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
То там, то здесь редкие фигурки с кадилом в одной руке и авоськой в другой пробирались по темноте ночи к сельскому клубу.
В самом же сельском клубе шла очень оживлённая деятельность по подготовке к празднику.
Под играющее радио Маяк, которое включили погромче, чтобы не было так страшно, несколько деревенских мужиков разбирали баррикаду, подпиравшую запертые, заколоченные и занавешенные толстыми цепями двери в Новогодний Зал Сельского Клуба.
Ибо не дай Бог этим дверям открыться не во время новогодних праздников. Мужики, крестясь и зарядив ружья подошли к дверям и прислушались.
Долго прислушивались.
Очень долго.
Но слышно было только радио Маяк из прихожей.
В конце концов дверь открыли и загнали пинками в темноту зала упирающегося местного дьякона. Дьякон, выпучив от ужаса глаза, начал во всё горло орать молитву, вертеть кадилом над головой и брызгать во все стороны святой водой из церковного колодца.
Вроде помогло.
Вроде.
Ибо все были ещё живы.
Потом кто-то нашарил выключатель у дверей и включил свет в зале.
Наконец в комнату начали заходить жители и дружно украшать помещение. Или по крайней мере они делали вид, что делают это дружно.
Тем временем несколько самых храбрых мужиков готовились к опасному Походу За Ёлкой.
Новый Год надвигался на деревеньку ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.
Как у речки под мостом,
За терновника кустом
То ли мне, то ли тебе
Совы чудятся во мгле.
Закрой ставни, закрой рот.
Слышишь - лошадь дико ржёт.
Закрой двери и глаза.
Нам туда смотреть нельзя.
Закрой уши и молись.
Тихо кошки заскреблись,
Пёс забился в конуру -
Тьма гуляет по двору.
За терновника кустом
То ли мне, то ли тебе
Совы чудятся во мгле.
Закрой ставни, закрой рот.
Слышишь - лошадь дико ржёт.
Закрой двери и глаза.
Нам туда смотреть нельзя.
Закрой уши и молись.
Тихо кошки заскреблись,
Пёс забился в конуру -
Тьма гуляет по двору.
Что это за пиздец?
Это паста с мракопедии.
Однажды очень поздней ночью.
Очень поздней.
Очень-очень.
Настолько поздней, что даже совы уснули, в маленькой деревеньке ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ снова что-то произошло.
В деревеньке часто что-то происходило.
Даже слишком часто.
Настолько часто, что для местных жителей ходить ночью с кадилом наперевес было не странностью, а суровой необходимостью.
Тьма сгущалась над деревенькой ВЕРХНИЕ ВЫСТЮГИ.