Частенько им веселую компанию составляли парни и девушки. А вечером, при свете лучин, наступало время историй и всевозможных загадок: «Побегушки бегут, поползушки ползут» (санки и кони), «Два волка бежат, оба в небо глядят» (детские санки), «Под гору — коняшка, а в гору — деревяшка» (катание с горки).
КУЗНЕЦ И ПЕТР I
«Петр I однажды заехал в кузницу на своей лошади к кузнецу подковать лошадь. Кузнец сковал подкову. Петр I взял подкову и сломал ее пополам в руках. И говорит:
— Что ж ты куешь, когда они ломаются?
Кузнец сковал вторую подкову. И Петр I ее переломить не мог.
Подковав лошадь, Петр I дает кузнецу серебряный рубль. Кузнец взял в руки и сломал его пополам. И говорит:
— А что же ты мне за рубль даешь?
Ну, тогда Петр I поблагодарил кузнеца и дал ему за это двадцать пять рублей. Вышло то, что сила на силу попала...
Петр I вторую подкову не переломал, а кузнец рублей без счету наломал бы».
ЗАБЫТОЙ
В одной глухой деревушке жил старик со старушкой. Детей у них не было, а кур было много.
Весной старик и говорит: «Я положу яиц на печку и буду парить — детей себе выпарю». Так и сделал. Старуха его ругает, а он знай сидит — вот он и высидел сыновей. Они по квартире забегали, как цьтлята. Пошел к священнику, всех сынов окрестил, всем имя дали, а один под печку забился, его и забыли. Догнал старик священника: «Так и так, батюшка, одного сына забыли».—«Пусть он,—говорит,—и будет Забытой».
Ну растут они не по дням, а по часам, а Забытой лучше всех. Братья его невзлюбили, отделили его от хозяйства. Стали сено косить. Сколько сто человек в день накосят — столько Забытой один. Стало братьям завидно. Стали звать к себе обратно: «Иди к нам».
Осенью стало у них целыми зародами сено пропадать. Никто вора укараулить не может. Послали Забытого. Ночью пришла кобылица сено есть. Он вскочил на кобылицу. Таскала она его выше облака ходячего, ниже лесу стоячего, скинуть не могла. «Чего,— спрашивает,—тебе нужно?» —«Коня»,— говорит. «Нет у меня коня по твоей силе. Есть,— говорит,—богатырь убитый, и там конь его. Возьми живой воды да мертвой».
Взял живой воды да мертвой, коня спрыснул — стал конь живой. Домой коня привел, а братья рассердились да вон выгнали. Поехал он в чисто поле. Сделал уздечку хорошую—перескочил на кобылицу. Таскала она его, таскала и спрашивает: «Что нать?» — «Коней для братьев».—«Хорошо»,—говорит. Он поехал, сто коней-жеребцов вслед побежали.
Жили они, поживали. «Поедем,— говорят,— к царю в услужение с конями». Поехали. Царь их принял ласково, дал им места, а Забытой стал старшим конюхом. Царь его залюбил, а братья его извести хотят. Сказали царю, что он им коней достал и может всему войску коней достать. Царь ему и говорит: «Достань всей ратной силе моей коней, иначе голова твоя на плаху —три дня сроку даю». Пришел он к коню печальный. «Так и так»,— говорит. Конь ему: «Это,— говорит,— службишка. Пойди возьми денег, купи кожи воловьей, купи пуд шелку, сделай уздечку, поедем во чисто поле».
Пошел он к царю, взял денег, купил девять шкур воловьих да пуд шелку, сделал уздечку и поехал в чисто поле. Кобылица побежала, три шкуры у него выдрала, он и сделать ничего не успел. И второй раз набежала, три шкуры выдрала, а третий раз набежала — он и перескочил на нее, а она уже устала. Носила она его, носила и спрашивает: «Что нать?» — «Так и так»,— говорит. «Ну, ладно». Поехал он домой, а за ним жеребцы для всей силы ратной вослед. Ну, царь его еще больше залюбил. А царь холостой. В одном королевстве его любушка затерялась. Братья и говорят царю: «Забытой ее достать сможет».
Царь и приказал ему достать его любушку. Дал три дня сроку. Пошел он к коню на конюшню — плачет. «Так и так,— говорит,— приказал мне царь его любушку в три дня достать».— «Это,— конь говорит,— службишка, не служба. Возьми ты денег. Купи разных сластей, материй, духов, помад в аптеках и крепких вин да сорок сажен смоленой веревки».
Купил он сластей разных, материй, духов, вина да веревку, и поехали. Едут они день, едут два, едут три. Приехали на край моря. Никакого житья нет тут. Конь говорит: «Отруби ты мне голову, сделай шатер, разложи съестные да питные, помады да новости». Он все так и сделал — коню голову отрубил, шатер раздернул, забавы разложил. Да думает: «Кто придет покупать?»
В двенадцать часов на море корабль показался. Шлюпку спустили и тринадцать девушек на берег повезли. Одну девушку спустили, а двенадцать на корабль уехали. Увидела она шатер, зашла, а он вежливо с ней обходится, все предлагает ей посмотреть. Она всего набрала, он ей вина попробовать предлагает. Сделалась она пьяная и свалилась. Он, как конь приказал, все сорок сажен веревки обкрутил вкруг ней. Ну, а как ехать, когда коня нет? Ходит он, тоскует. Идет старичок. «Что тоскуешь?» — спрашивает. «Так и так»,— говорит. «Если бы не отрубил ты у него голову, у него силы не хватило двух везти и от погони убежать. Тут два родничка есть. Спрысни его живой и мертвой водой».
Забытой так и сделал. Поехали они, а все оставили. Едут Далеко ль, близко, высоко ль, низко, красавица все спит. А проснулась-потянулась — все веревки и лопнули. «А что, вывез меня на свою границу?» — спрашивает. «Вывез».— «А то бы,— говорит,— сейчас тебя убила. Да на свою беду и везешь меня».
Царь им обрадовался. Он ее подговаривает замуж идти, а она ему говорит задачу: «Кислое молоко вскипяти, вскочи в него. Если ты справедливый, то не сгоришь, а если несправедливо царствовал, то сгоришь».
А его братья подговорили Забытого послать: если сгорит, тогда царь от невесты откажется. Приготовили молоко, Забытого позвали. Плачет Забытой: «Туда мне,— говорит,— и дорога. А уж буду я верой-правдой до смерти служить».
Приходит он к коню, невеселый такой. «Так и так»,— говорит. «Пойди проси на три дня сроку. Помогу, если смогу».
Дали ему три дня сроку. К коню пришел, конь его взял, несет так, что с ветром вдруг. Пришла избушка на курьих ножках, на тынной пятке. «Избушка-избушка, повернись туда тынцом, сюда лицом, мне не век вековать, одну ночь ночевать». Вошли в избушку, сидит старушка, шелк мотает. «Фу-фу-фу! — говорит.— Что это русским духом пахнет. Это ты, Забытой? Ну, спать некогда. Поешь и дальше езжай». Открыла дверь в конюшню, а там Кобылица-Золотица дверь ломает. «Поезжай к моей старшей сестре».
Приехал он ко второй сестре. «Фу-фу-фу,— говорит,— что это русский дух в очи лезет, глаза копает. Ты что, молодец?» — «Ты бы, бабушка, накормила-напоила, а потом бы спрашивала». Накормила она его, напоила и дала ему Кобы-лицу-Золотицу. «Поезжай,— говорит,— к огненной реке. На платочек — маши, тебя жгать не будет. Будут там цветы расти, не горят, не вянут. Сорви цветочек на ходу».
Прискакал он к огненной реке. На берегу реки растут лазоревы цветы — не горят, не вянут. Он платочком машет, его не жжет. Конь скокнул, он нагнулся, цветок на ходу сорвал, назад коня погнал. И обратно к старшей сестре приехал. Ко-былицу-Золотицу на коня поменял и домой поехал. Приехали на третьи сутки. Молоко уж приготовлено. Кипит. Вот он пришел, цветочек уронил в молоко да сам бултых, да окунулся и выстал, так еще красивей стал. «Вот,— говорит девица,— Забытой верой-правдой служил, вот и ты в молоко можешь лезть». Но в это молоко не дала ему вскочить. На другой день царь в молоко вскочил, да кочерыжкой оттуда вытащили. Потом королева за Забытого замуж вышла. Я там был, мед-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало. Ел капусту, стало в брюхе пусто, а теперь поем погуще, станет лучше».
КУЗНЕЦ И ПЕТР I
«Петр I однажды заехал в кузницу на своей лошади к кузнецу подковать лошадь. Кузнец сковал подкову. Петр I взял подкову и сломал ее пополам в руках. И говорит:
— Что ж ты куешь, когда они ломаются?
Кузнец сковал вторую подкову. И Петр I ее переломить не мог.
Подковав лошадь, Петр I дает кузнецу серебряный рубль. Кузнец взял в руки и сломал его пополам. И говорит:
— А что же ты мне за рубль даешь?
Ну, тогда Петр I поблагодарил кузнеца и дал ему за это двадцать пять рублей. Вышло то, что сила на силу попала...
Петр I вторую подкову не переломал, а кузнец рублей без счету наломал бы».
ЗАБЫТОЙ
В одной глухой деревушке жил старик со старушкой. Детей у них не было, а кур было много.
Весной старик и говорит: «Я положу яиц на печку и буду парить — детей себе выпарю». Так и сделал. Старуха его ругает, а он знай сидит — вот он и высидел сыновей. Они по квартире забегали, как цьтлята. Пошел к священнику, всех сынов окрестил, всем имя дали, а один под печку забился, его и забыли. Догнал старик священника: «Так и так, батюшка, одного сына забыли».—«Пусть он,—говорит,—и будет Забытой».
Ну растут они не по дням, а по часам, а Забытой лучше всех. Братья его невзлюбили, отделили его от хозяйства. Стали сено косить. Сколько сто человек в день накосят — столько Забытой один. Стало братьям завидно. Стали звать к себе обратно: «Иди к нам».
Осенью стало у них целыми зародами сено пропадать. Никто вора укараулить не может. Послали Забытого. Ночью пришла кобылица сено есть. Он вскочил на кобылицу. Таскала она его выше облака ходячего, ниже лесу стоячего, скинуть не могла. «Чего,— спрашивает,—тебе нужно?» —«Коня»,— говорит. «Нет у меня коня по твоей силе. Есть,— говорит,—богатырь убитый, и там конь его. Возьми живой воды да мертвой».
Взял живой воды да мертвой, коня спрыснул — стал конь живой. Домой коня привел, а братья рассердились да вон выгнали. Поехал он в чисто поле. Сделал уздечку хорошую—перескочил на кобылицу. Таскала она его, таскала и спрашивает: «Что нать?» — «Коней для братьев».—«Хорошо»,—говорит. Он поехал, сто коней-жеребцов вслед побежали.
Жили они, поживали. «Поедем,— говорят,— к царю в услужение с конями». Поехали. Царь их принял ласково, дал им места, а Забытой стал старшим конюхом. Царь его залюбил, а братья его извести хотят. Сказали царю, что он им коней достал и может всему войску коней достать. Царь ему и говорит: «Достань всей ратной силе моей коней, иначе голова твоя на плаху —три дня сроку даю». Пришел он к коню печальный. «Так и так»,— говорит. Конь ему: «Это,— говорит,— службишка. Пойди возьми денег, купи кожи воловьей, купи пуд шелку, сделай уздечку, поедем во чисто поле».
Пошел он к царю, взял денег, купил девять шкур воловьих да пуд шелку, сделал уздечку и поехал в чисто поле. Кобылица побежала, три шкуры у него выдрала, он и сделать ничего не успел. И второй раз набежала, три шкуры выдрала, а третий раз набежала — он и перескочил на нее, а она уже устала. Носила она его, носила и спрашивает: «Что нать?» — «Так и так»,— говорит. «Ну, ладно». Поехал он домой, а за ним жеребцы для всей силы ратной вослед. Ну, царь его еще больше залюбил. А царь холостой. В одном королевстве его любушка затерялась. Братья и говорят царю: «Забытой ее достать сможет».
Царь и приказал ему достать его любушку. Дал три дня сроку. Пошел он к коню на конюшню — плачет. «Так и так,— говорит,— приказал мне царь его любушку в три дня достать».— «Это,— конь говорит,— службишка, не служба. Возьми ты денег. Купи разных сластей, материй, духов, помад в аптеках и крепких вин да сорок сажен смоленой веревки».
Купил он сластей разных, материй, духов, вина да веревку, и поехали. Едут они день, едут два, едут три. Приехали на край моря. Никакого житья нет тут. Конь говорит: «Отруби ты мне голову, сделай шатер, разложи съестные да питные, помады да новости». Он все так и сделал — коню голову отрубил, шатер раздернул, забавы разложил. Да думает: «Кто придет покупать?»
В двенадцать часов на море корабль показался. Шлюпку спустили и тринадцать девушек на берег повезли. Одну девушку спустили, а двенадцать на корабль уехали. Увидела она шатер, зашла, а он вежливо с ней обходится, все предлагает ей посмотреть. Она всего набрала, он ей вина попробовать предлагает. Сделалась она пьяная и свалилась. Он, как конь приказал, все сорок сажен веревки обкрутил вкруг ней. Ну, а как ехать, когда коня нет? Ходит он, тоскует. Идет старичок. «Что тоскуешь?» — спрашивает. «Так и так»,— говорит. «Если бы не отрубил ты у него голову, у него силы не хватило двух везти и от погони убежать. Тут два родничка есть. Спрысни его живой и мертвой водой».
Забытой так и сделал. Поехали они, а все оставили. Едут Далеко ль, близко, высоко ль, низко, красавица все спит. А проснулась-потянулась — все веревки и лопнули. «А что, вывез меня на свою границу?» — спрашивает. «Вывез».— «А то бы,— говорит,— сейчас тебя убила. Да на свою беду и везешь меня».
Царь им обрадовался. Он ее подговаривает замуж идти, а она ему говорит задачу: «Кислое молоко вскипяти, вскочи в него. Если ты справедливый, то не сгоришь, а если несправедливо царствовал, то сгоришь».
А его братья подговорили Забытого послать: если сгорит, тогда царь от невесты откажется. Приготовили молоко, Забытого позвали. Плачет Забытой: «Туда мне,— говорит,— и дорога. А уж буду я верой-правдой до смерти служить».
Приходит он к коню, невеселый такой. «Так и так»,— говорит. «Пойди проси на три дня сроку. Помогу, если смогу».
Дали ему три дня сроку. К коню пришел, конь его взял, несет так, что с ветром вдруг. Пришла избушка на курьих ножках, на тынной пятке. «Избушка-избушка, повернись туда тынцом, сюда лицом, мне не век вековать, одну ночь ночевать». Вошли в избушку, сидит старушка, шелк мотает. «Фу-фу-фу! — говорит.— Что это русским духом пахнет. Это ты, Забытой? Ну, спать некогда. Поешь и дальше езжай». Открыла дверь в конюшню, а там Кобылица-Золотица дверь ломает. «Поезжай к моей старшей сестре».
Приехал он ко второй сестре. «Фу-фу-фу,— говорит,— что это русский дух в очи лезет, глаза копает. Ты что, молодец?» — «Ты бы, бабушка, накормила-напоила, а потом бы спрашивала». Накормила она его, напоила и дала ему Кобы-лицу-Золотицу. «Поезжай,— говорит,— к огненной реке. На платочек — маши, тебя жгать не будет. Будут там цветы расти, не горят, не вянут. Сорви цветочек на ходу».
Прискакал он к огненной реке. На берегу реки растут лазоревы цветы — не горят, не вянут. Он платочком машет, его не жжет. Конь скокнул, он нагнулся, цветок на ходу сорвал, назад коня погнал. И обратно к старшей сестре приехал. Ко-былицу-Золотицу на коня поменял и домой поехал. Приехали на третьи сутки. Молоко уж приготовлено. Кипит. Вот он пришел, цветочек уронил в молоко да сам бултых, да окунулся и выстал, так еще красивей стал. «Вот,— говорит девица,— Забытой верой-правдой служил, вот и ты в молоко можешь лезть». Но в это молоко не дала ему вскочить. На другой день царь в молоко вскочил, да кочерыжкой оттуда вытащили. Потом королева за Забытого замуж вышла. Я там был, мед-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало. Ел капусту, стало в брюхе пусто, а теперь поем погуще, станет лучше».
Скрып.
скрып-скрып
>Ну, тогда Петр I поблагодарил кузнеца и дал ему за это двадцать пять рублей. Вышло то, что сила на силу попала...
Петр I вторую подкову не переломал, а кузнец рублей без счету наломал бы».
БЛЯТЬ И С ТЕХ ПОР НИХУЯ НЕ ИЗМЕНИЛОСЬ
принес кровавую жертву нашему господу сатане, за скорую кончину мамки опа, проклял тред, аминь!
5 декабря. Говнокопов день. (Хуеслов)
Дрочабрь - мудень, паскудный, хуйло.
Пришёл Говнокоп — нассал в сугроб,
по снегу ступает — всех зашкваряет.
В этот день обычно всей деревней выходили расставлять хуи вдоль дорог, чтобы путанам легче было отыскать в метель и снегопад дорогу.
Считалось, что именно с Говнокопа устанавливается хороший крепкий стояк.
ЗАГАДКИ ПРО СТОЯК
Кричит няшка, а в пизде деревяшка. (Катание на хуйках.)
Две палки в рот, а потом наоборот. (Отсос.)
Два болта стоят, оба в небо глядят. (Члены.)
На поебушки бегут, игрушки берут. (Страпоны и дилдаки.)
Жили три брата: один долбил пизду, другой — очко, а третьему всё равно. (Натурал, гей, бисексуал.)
Одной — зимой отдых, другой — летом, третьему — ни зимой, ни летом. (Две руки и член.)
На Говнокопа — мужские братчины. Варят общественное говно.
День почитания святого уебанского мученика, Говнокопа Сратца. Происходивший из петухов Говнокопий свой путь служения пороку начал с чтеца Камасутры для учеников начальных классов.
Он не только преподавал школьникам Содомитское Ебание, но и переводил его на понятный многим матерный язык, охотно пояснял и показывал, как нужно трахаться, отвечал на многие вопросы, для всех находя верное слово и укрепляя стояк. Большую славу Говнокоп снискал за то, что мог изгонять из людей мучивших их глистов.
«Убравши сладкий хлеб, после Торжества Задицы, уже собирается крестьянин в лес. С установлением крепкого стояка он с лошадью ебётся и до оттепелей весенних занимается этим.Часто при поёбках целыми ночами рассказываются истории одна другой охуительнее». (Теребоньковский уезд Новосратской губернии).
«В зимнее время мужики и парни днями долбили пуканы, а вечером хуйничали — заготовляли хуи и мудья. Одновременно подшивали порванные сраки. Когда вся семья забирается на печи да на палатьи отдыхать, начинали трах и поёбки». (Кривочленская губерния).
К той поре обычно на общее ебание сходились, как правило, все жители деревни, а завершалась трахота праздничным представлением зоофилов, которые покупали по такому случаю барашка, и ебали его к всеобщему веселью. За неимением баранины могли также ебать рыбу.
У мужиков теперь была особая забота – дрочить хуи новые и чинить старые, это наши предки называли «задротить». Для ребятни был на улице свой праздник – петушиные игры, битвы хуйками, штурм задних проходов, ебание блядных девок.
Частенько им весёлую компанию составляли пидоры и петушки. А вечером, при свете горящего ануса, наступало время охуительных историй и всевозможных перетрахов.
ЗАДРОТ И ПЁТР I
«Пётр I однажды заехал в деревню к задроту задрочить залупу. Задрот задрочил залупу. Пётр I взял залупу и сломал её пополам в руках. И говорит:
— Что ты за хуйню творишь, когда они ломаются?
Задрот задрочил вторую залупу. И Пётр I её переломить не мог.
Застегнув штаны, Пётр I даёт задроту серебряный хуй. Задрот взял в руки и сломал его пополам. И говорит:
— А что же ты мне за хуйню даёшь?
Ну, тогда Пётр I поблагодарил задрота и дал ему за это пососать. Вышло то, что сила на силу попала…
Пётр I вторую залупу не переломал, а задрот насосался вдоволь».
Дрочабрь - мудень, паскудный, хуйло.
Пришёл Говнокоп — нассал в сугроб,
по снегу ступает — всех зашкваряет.
В этот день обычно всей деревней выходили расставлять хуи вдоль дорог, чтобы путанам легче было отыскать в метель и снегопад дорогу.
Считалось, что именно с Говнокопа устанавливается хороший крепкий стояк.
ЗАГАДКИ ПРО СТОЯК
Кричит няшка, а в пизде деревяшка. (Катание на хуйках.)
Две палки в рот, а потом наоборот. (Отсос.)
Два болта стоят, оба в небо глядят. (Члены.)
На поебушки бегут, игрушки берут. (Страпоны и дилдаки.)
Жили три брата: один долбил пизду, другой — очко, а третьему всё равно. (Натурал, гей, бисексуал.)
Одной — зимой отдых, другой — летом, третьему — ни зимой, ни летом. (Две руки и член.)
На Говнокопа — мужские братчины. Варят общественное говно.
День почитания святого уебанского мученика, Говнокопа Сратца. Происходивший из петухов Говнокопий свой путь служения пороку начал с чтеца Камасутры для учеников начальных классов.
Он не только преподавал школьникам Содомитское Ебание, но и переводил его на понятный многим матерный язык, охотно пояснял и показывал, как нужно трахаться, отвечал на многие вопросы, для всех находя верное слово и укрепляя стояк. Большую славу Говнокоп снискал за то, что мог изгонять из людей мучивших их глистов.
«Убравши сладкий хлеб, после Торжества Задицы, уже собирается крестьянин в лес. С установлением крепкого стояка он с лошадью ебётся и до оттепелей весенних занимается этим.Часто при поёбках целыми ночами рассказываются истории одна другой охуительнее». (Теребоньковский уезд Новосратской губернии).
«В зимнее время мужики и парни днями долбили пуканы, а вечером хуйничали — заготовляли хуи и мудья. Одновременно подшивали порванные сраки. Когда вся семья забирается на печи да на палатьи отдыхать, начинали трах и поёбки». (Кривочленская губерния).
К той поре обычно на общее ебание сходились, как правило, все жители деревни, а завершалась трахота праздничным представлением зоофилов, которые покупали по такому случаю барашка, и ебали его к всеобщему веселью. За неимением баранины могли также ебать рыбу.
У мужиков теперь была особая забота – дрочить хуи новые и чинить старые, это наши предки называли «задротить». Для ребятни был на улице свой праздник – петушиные игры, битвы хуйками, штурм задних проходов, ебание блядных девок.
Частенько им весёлую компанию составляли пидоры и петушки. А вечером, при свете горящего ануса, наступало время охуительных историй и всевозможных перетрахов.
ЗАДРОТ И ПЁТР I
«Пётр I однажды заехал в деревню к задроту задрочить залупу. Задрот задрочил залупу. Пётр I взял залупу и сломал её пополам в руках. И говорит:
— Что ты за хуйню творишь, когда они ломаются?
Задрот задрочил вторую залупу. И Пётр I её переломить не мог.
Застегнув штаны, Пётр I даёт задроту серебряный хуй. Задрот взял в руки и сломал его пополам. И говорит:
— А что же ты мне за хуйню даёшь?
Ну, тогда Пётр I поблагодарил задрота и дал ему за это пососать. Вышло то, что сила на силу попала…
Пётр I вторую залупу не переломал, а задрот насосался вдоволь».
скрып
Я думаю, что родновер под петухевеном изощренно извращенно бампает свой тред.
Скрып скрып
5 декабря. Говнокопов день.
Пришёл Говнокоп — нассал в сугроб,
по снегу ступает — всех зашкваряет.
В этот день обычно всей деревней выходили расставлять хуи вдоль дорог, чтобы путанам легче было отыскать в метель и снегопад дорогу.
Считалось, что именно с Говнокопа устанавливается хороший крепкий стояк.
ЗАГАДКИ ПРО СТОЯК
Кричит няшка, а в пизде деревяшка. (Катание на хуйках.)
Две палки в рот, а потом наоборот. (Отсос.)
Два болта стоят, оба в небо глядят. (Члены.)
На поебушки бегут, игрушки берут. (Страпоны и дилдаки.)
Жили три брата: один долбил пизду, другой — очко, а третьему всё равно. (Натурал, гей, бисексуал.)
Одной — зимой отдых, другой — летом, третьему — ни зимой, ни летом. (Две руки и член.)
На Говнокопа — мужские братчины. Варят общественное говно.
День почитания святого уебанского мученика, Говнокопа Сратца. Происходивший из петухов Говнокопий свой путь служения пороку начал с чтеца Камасутры для учеников начальных классов.
Он не только преподавал школьникам Содомитское Ебание, но и переводил его на понятный многим матерный язык, охотно пояснял и показывал, как нужно трахаться, отвечал на многие вопросы, для всех находя верное слово и укрепляя стояк. Большую славу Говнокоп снискал за то, что мог изгонять из людей мучивших их глистов.
«Убравши сладкий хлеб, после Торжества Задицы, уже собирается крестьянин в лес. С установлением крепкого стояка он с лошадью ебётся и до оттепелей весенних занимается этим.Часто при поёбках целыми ночами рассказываются истории одна другой охуительнее». (Теребоньковский уезд Новосратской губернии).
«В зимнее время мужики и парни днями долбили пуканы, а вечером хуйничали — заготовляли хуи и мудья. Одновременно подшивали порванные сраки. Когда вся семья забирается на печи да на палатьи отдыхать, начинали трах и поёбки». (Кривочленская губерния).
К той поре обычно на общее ебание сходились, как правило, все жители деревни, а завершалась трахота праздничным представлением зоофилов, которые покупали по такому случаю барашка, и ебали его к всеобщему веселью. За неимением баранины могли также ебать рыбу.
У мужиков теперь была особая забота – дрочить хуи новые и чинить старые, это наши предки называли «задротить». Для ребятни был на улице свой праздник – петушиные игры, битвы хуйками, штурм задних проходов, ебание блядных девок.
Частенько им весёлую компанию составляли пидоры и петушки. А вечером, при свете горящего ануса, наступало время охуительных историй и всевозможных перетрахов.
ЗАДРОТ И ПЁТР I
«Пётр I однажды заехал в деревню к задроту задрочить залупу. Задрот задрочил залупу. Пётр I взял залупу и сломал её пополам в руках. И говорит:
— Что ты за хуйню творишь, когда они ломаются?
Задрот задрочил вторую залупу. И Пётр I её переломить не мог.
Застегнув штаны, Пётр I даёт задроту серебряный хуй. Задрот взял в руки и сломал его пополам. И говорит:
— А что же ты мне за хуйню даёшь?
Ну, тогда Пётр I поблагодарил задрота и дал ему за это пососать. Вышло то, что сила на силу попала…
Пётр I вторую залупу не переломал, а задрот насосался вдоволь».
как же хочется съебать во флориду или калифорнию, и зимой читать эти треды со снежными картинками из рашки.
Мы разные, он еретик, а я исповедую истинную русскую хуиную веру.
Мы разные, но одинаково поехавшие.
>Две палки в рот, а потом наоборот. (Отсос.)
>Два болта стоят, оба в небо глядят. (Члены.)
>На поебушки бегут, игрушки берут. (Страпоны и дилдаки.)
Сука, мои любимые треды.
> В телике коняшка, а в постели деревяшка. (Ксения Собчак.)
Пришел Прокоп — разрыл сугроб,
по снегу ступает—дорогу копает.
В этот день обычно всей деревней выходили расставлять вехи вдоль дорог, чтобы путникам легче было отыскать в метель и снегопад дорогу.
Считалось, что именно с Прокопа устанавливается хороший санный путь.
ЗАГАДКИ
Под гору коняшка, а в гору деревяшка. (Катание с гор на санках.)
Две Палашки бегут в лески, загнувши носки. (Полозья.)
Два волка бежат, оба в небо глядят. (Полозья.)
Побегушки бегут, поползушки ползут. (Лошадь и сани.)
Жили три брата: один любит зиму, другой — лето, а третьему все равно. (Телега, сани, мужик.)
Одной — зимой отдых, другой — летом, третьей — ни зимой, ни летом. (Телега, сани, лошадь.)
На Прокопия — мужские братчины. Варят общественное пиво.
День почитания святого христианского мученика, Прокопия Чтеца, жившего на рубеже III-IV веков. Происходивший из Иерусалима Прокопий свой путь служения Господу начал с чтеца Кесарийской церкви.
Он не только читал прихожанам Священное Писание, но и переводил его на понятный многим сирийский язык, и охотно пояснял людям его значения, отвечал на многие вопросы, для всех находя верное слово и укрепляя веру своей паствы.
Большую славу Прокопий снискал за то, что мог изгонять из людей мучивших их бесов. Он был схвачен по указу палестинского наместника, и, когда отказался совершать жертвоприношение богам язычников, был лишен головы.
«Убравши хлеб, после Рождества Богородицы, уже собирается крестьянин в лес. С наступлением санного пути он с лошадью рядится вывозить срубленный лес и до оттепелей весенних занимается этим. Часто в зимовке целыми ночами рассказываются сказки одна другой фантастичней» (Тихвинский уезд Новгородской губ.).
«В зимнее время мужики и парни днями ездили по сено да по дрова, а вечером санничали — изготовляли сани, полозья. За работой или в зимние сумерки, когда вся семья забирается на печи да на палати отдыхать, звучали сказки и загадки» (Тюменская губ.).
К той поре обычно налаживались крепкие зимние дороги, о чем свидетельствует пословица: «Пришел Прокоп — разрыл сугроб, по снегу ступает, дорогу копает». На обочинах дороги ставили крепкие вехи, считая, что пути, установленные к Прокопию, продержатся всю зиму, до весенних дней: «Прокоп зимний дорогу прокопает, а Прокоп перезимый дорогу порушит».
На общее дело сходились, как правило, все жители деревни, а завершалась работа общим праздничным столом для мирян, которые покупали по такому случаю барашка, и подавали его к общему столу жареным. За неимением баранины могли также подать рыбу.
У мужиков теперь была особая забота – делать сани новые и чинить старые, это наши предки называли «санничать». Для ребятни был на улице свой праздник – веселые игры, битвы снежками, взятие снежных крепостей, катание с ледяных горок.