Хочу почитать Гаршина или Фонвизина, у кого есть что по этому поводу, годнота?
Бамп
Гаршин - годнота.
>Срач разрешён!
Ещё бы ты запрещал, петушок.
Ещё бы ты запрещал, петушок.
Завали ебало, сука, аргхаргааааааа
Куприн, из страшилок Леонид Андреев, Гоголь, иногда Пушкинская проза. Достоевского и Толстого не люблю.
>из страшилок Леонид Андреев
С чего у него лучше начать?
>Русская классика
Не нужна.
Иди украинскую читай тогда благо там полторы книги для дошкольников и составляют всю классику
"Он". Такой Эдгар По наш.
> P.S.Временные рамки обсуждаемой литературы: до 90-х годов XX столетия.
Широко взял. Лучше до 20-х.
Сап интеллигенция. Пытался прочитать бесов, после процентов 30ти книги не смог продолжить, ибо дико занудно показалось. Стоит ли пытаться продолжать, ожидая развития сюжета, или принять то что я слишком тупой?
Там несколько затянуто развитие действий, да, но кульминация и развязка необыкновенны. До сих пор помню, с каким катарсисом закрывал книгу. Попробуй.
Русская классика закончилась в 30-ых годах, далее ничего годного не выходило.
Жвачку, начало читать было невозможно, бросить хотел, а со второй половины события одно за другим идут
> Достоевского и Толстого не люблю
А чё так?
Будь добр,аргументируй.
Ты ебанутый, там даже классического материала на лет 5 не меньше.
Если совсем отчаишься - советую только не бейте послушать аудиокнигой. Благо - там полно сейчас голосов разной приятности. Да - тонкости упустишь, но сюжет осилишь. Послушал, пока был на работке - ни о чем не жалею. Тоже тяжело в чтении шла. Два раза бросал. Но это потому что я тупенький.
Первый из себя edgy kid состроил. Второй в тон ответил. Не обращай внимания.
бамп
Боже,как же мне "Преступление и наказание заходит"! Отпишитесь,кому ещё нравится это произведение великого Достоевского?
"Горе от ума", "Отцы и дети", умираю по Булгакову. Толстой - ми-и-и-и-имо
ты не одинок.
Совсем недавно закончил, читал запоем. Перед этим ещё записки из подполья зашли совсем на ура.
Ну, записки из подполья, это по сути "исповедь двачера". Близко и понятно. Текст просто копировать можно и треды создавать.
Думаю, я единственный тут кто прочитал "Войну и Мир"
Тут — единственный. Оставшиеся миллионы, способные это сделать, уже не видят смысла писать в /bo/.
Не единственный. Как минимум, ВиМ стоит прочесть ради отрывка неба над аустерлицем. Один из самых мощных в художественном плане моментов, что я видел в художественной литературе.
К слову, примерно за год-два до того, как прочесть ВиМ, познакомился с творчеством группы Yes. У них есть одно шестнадцатиминутная композиция, которая заканчивается пятиминутным отрывком под названием "Soon". И когда читал момент пришедшего в сознание Балконского, в голове всё время играла "Soon". В итоге, через пару недель узнал, что композиция писалась под огромным впечатлением от Войны и Мира, и именно этот участок композиции был посвящён небу над Аустерлицем.
https://www.youtube.com/watch?v=cGtjr-U5bT4
>Да - тонкости упустишь
Аудиокнига ничем не отличается от букв на бумаге.
Мне кажется нет смысла читать Бесов без знания о революционной тусовке того времени.
>Миллионы
>Оставшиеся 5 человек
Пофиксил
Только ещё философские рассуждения, опередившие время минимум на полвека, а то и век. Абучеры таким похвастаться не могут.
В приватной беседе преподавательницесса школьной литературы поведала мне, что в каждом классе находится минимум один упрямый Сосницкий, который прочитывает, ничего не понимает, но хвастается. и ещё один, который врёт, что прочитал
Я как раз недавно "Преступление и наказание" прочитал. Довольно годно, понравилось. Щас вот думаю "Идиота" начать читать.
Я читал полностью когда-то.
Я еще и монографию по ней прочитал, так как в интернете нет нигде нормальных разборов, только сборники сочинений, а хотелось уточнить отдельные моменты. Монграфия неплохая, но советского периода и в ней как то не затронулась тема христианства в романе, нет ли у тебя рекомендаций что почитать по христианству в романах толстого и вообще его воззрениях?
А я прошлой осенью перечитал(все же все в школе его читали, я надеюсь), а сейчас взялся за идиота, на удивление легче написано, я ждал чего то тяжелого и мутного, оказалось все наоборот
Если коротко - его там и нет, ни в романе, ни у Толстого. Дальше можешь изучать в двух направлениях: религиозную критику толстовства, например, у Ильина или любого современного медийного батюшки, либо изучать труды толстоведов, у них можно вызнать, как и при каких обстоятельствах он начал ехать кукухой отражать свои душевные метания в творчестве.
>Осуществил Толстой и свой самый сокровенный, глобальный замысел: в самостоятельном переводе Евангелий с древнегреческого языка и в сведении их «по смыслу» в один текст (что было сделано в 1879–1884 годах) предстало собственное учение Толстого.Поэтому к чтению Евангелий Толстой подошел с двумя карандашами: синим, чтобы подчеркивать нужное, красным – вычеркивать ненужное. Ведь Евангелия создавали невежественные люди, не свободные от суеверий и наивных мечтаний
https://pravoslavie.ru/1410.html
Почему нет? В карениной например тема христианства и отношения главных героев к вере раскрывается легко и понятно, тут она тоже пристуствует, для чего например вся подробно рассказывыается о пути к богу и отношению к вере разных героев? В карениной был хотя бы левин, который все для себя понял, а тут даже безухов, у которого эта тема наиболее полно освещена тоже непонятно к чему в этоге пришел в этом плане
Если персонажи имеют мнение о ИКС, то это не значит, что сам ИКС в произведении есть.
ВИМ это как бы произведение где все понемножку есть
Я с тобой не согласен.
В общих чертах знал. Историей немного увлекаюсь. После того, как закончил, дочитал по теме на полке.
Очень годно. Советую
Тоже прекрасное произведение!
>Я с тобой не согласен.
Аргументы?
С чего я начинал: «Красный Смех», «Рассказ о семи повешенных», «Бездна», «Молчание», «Кусака», «Он», пьесы всякие, например, «Чёрные Маски», «Царь Голод».
Скучно, затянуто.
В школе этого говна хватило.
Слава богу, что никакой ценности все эти образы серьезного русского человека с реальностью никогда не имели.
Русский человек это пъянь, лень и попытка украсть у другого, подставив соседа.
>Русский человек это ...
Из всего, что ты описал, я видел только в маленьких спивающихся городках. Моё окружение, например, абсолютно противоположное.
"Он. Рассказ неизвестного". "Бездна"
Читать русскую классику - быть дебилом, остановившимся в развитии
Надо полагать, придерживаться категоричной позиции анона с букача - прогрессировать?
Написал тебе утром с телефона простыню. И не смог её отправить. Словил бан по причине : USA.
Модеры совсем ебанулись.
Отвлечься, короче, проще с аудиокнигой, чем читалкой.
Вопрос по сабжу: Правда, что, если перечитать русскую классику, ранее обсираемые книги станут БОГОПОДОБНЫМИ? Как вы думаете, какой лучший возраст для прочтения книг данной тематики?
Что за обсираемые книги?
К примеру, прочитываешь в школьные году прочитываешь какую-нибудь классическую книгу ("Преступление и наказание", "Вишнёвый сад" и т.д.) думаешь, что это полная чушь уровня /b/. Когда вырос, перечитываешь и понимаешь, что был кардинально не прав.
> Старше 10 лет так точно. Хотя, к примеру, многие известные
стихотворения Пушкина поймут и дети до 10 лет. Да и Тургенева, если говорить о "Записках охотника", тоже.
>Вишневый сад
Когда я учился в школе пьесы Чехова мне казались хорошими произведениями, во всяком случае я так считал, а сейчас перечитал и не пойму почему их ценят так высоко.
Вообще они все по какому-то одному шаблону сделано - господа общаются, пьют чай - " Ох как хорошо мы будем жить лет через 50 и в более дальнем будущем, будем трудиться работать, потом следует какой-нибудь взрыв или истерика, потом опять все сидят, пью чай, потом кто-то в кого-то стреляет, опять все пьют чай, топор стучит по вишневому дереву - конец.
Bump
Какой тематики? Например Достоевский норм заходит уже не школоте 20 лет,поскольку они любят воображать, что мыслят как его герои, да и там сюжетов со взрослыми отношениями взрослых людей почти и нету, в отличие от Толстого. Мне сложно представить 20 летнего, открывающего для себя Анну Каренину, этот максималист скорей всего закроет книгу на моменте, где Анне снится, что у нее два мужа, сочтет произведение банальным и дропнет.
"Трамвай Желание" например зацени, для понимания что ценится в литературе, и оцени количество постановок.
Тут скорее проблема в тебе, ну или если хочешь спроецировать наружу, то настроения после 1917 в Этой Стране виноваты.
Не понял что ты хотел сказать, но театр чехова мне определенно не нравится
Хуя ты EDGY, я аж порезался.
Я старался лол
Мне интересно, а как воспринимают преступление мамькины аметисты, коих сейчас большинство на двачах? Наверно они не должны понимать - с чего ему собственно мучиться? Старуха же была бесполезная, он только дурак что наполеоном стать не смог. Так они наверно думают? Для них это наверно очень скучная и надуманная книга
Великий роман, 3 раза перечитывал со школы.
Это произошло со мной в случае как раз Достоевского и еще Пушкина. Думаю, что и другие классики, прочти я их сейчас, откроются в ином свете.
Вообще, я считаю, что дело не в самих книгах, а в некоем предубеждении против русской литературы, ведь иностранные книги в школе обычно читают с не меньшим отторжением. Если брать глубже - в русской речи, языке, который всегда выбивается из правил общемировой драматургии. Это и Достоевский с поспешной речью больного, и Толстой с "необъятностью", и многие поэты золотого и серебряного веков. Квинтэссенцией такой речи стал, я думаю, Розанов.
Лимонов точно так и говорил.
Просто школьники не совсем понимают зачем им читать в 21 веке про всех этих крестьян и дворян на балах, гарри поттер вон гораздо интересней
Как будто школьники, которые вопят про то что русская классика для бидла, знакомы с правилами общемировой драматургии или вообще хоть какой-либо литературной традицией.
Я, может, чего-то не понимаю, но Розанов - слегка поехавший шизоид, и не более того.
Да, ты чего-то не понимаешь. Например, значения слов, которые используешь.
Ты сам рассуждаешь как мамкин аметист.
А я прочитал "Бесов" на работе в вечерние смены. Режимный объект, ни читалку, не телефон не пронести.
Так вот, когда больше читать нечего кроме хуйни про спецназ ГРУ, занудные куски в начале книги гораздо легче идут. А вторая часть так вообще заходила очень легко, только особо интересные разговоры персонажей по паре раз перечитывал. Ну это уже чтобы распробовать все нюансы.
Достоевский охуенен, вот что я хочу заметить.
Да схуяли. Понятно, что имеются аллюзии на реальных личностей, но Достоевский, по сути, расписал, как низвергать существующую власть (если, конечно, она состоит из таких, как Лембке)
Психология важна в его произведениях, а не твоя способность соотнести их с реальными событиями.
Что из уроков литературы в школе я так и не понял, так боготворения Пушкина. Мне лично его стихи и произведения казались весьма пресными и банальными. Но всё же из-за чего? Хотя есть подозрение что он просто первый написал в России то, что уже было в Европе (Байрон и тд.)
> минимум один упрямый Сосницкий, который прочитывает, ничего не понимает, но хвастается.
А остальные? Интересно как много в процентах учеников читает ВиМ.
Как 20-летний мамкин аметист говорю, что полностью согласен с мнением Лимонова.
Вот отрывок:
'Мне лично нравятся первые сто страниц "Преступления и наказания". Очень сильно! Но дальше, к сожалению, идут сопли и слюни, и их очень изобильно. Долго и нудно выясняются отношения с Богом. Это тесные, вонючие, плотские, интимные, чуть ли не сексуальные шуры-муры с Господом. Какие-то даже неприличные по своей близости, по своей липкости и жарком дыхании. Тут опять-таки (я пишу эти слова в тюремной камере и мне видней) есть нечто от тесной тюремной клетки, где параша и стол - рядом и нужды заключенных тесно переплелись, ты ли раскорячился на дольнике или твой сосед, - мало понятно. Короче, многое: тесное, жаркое, неприятно близкое в массе достоевцев от тюремного общежития происходит. От тюремного общежития, в котором обретался Федор Михайлович.
Запад любит Достоевского и его якобы русских. Все постановки русских пьес (и пьес по Достоевскому в особенности) на Западе сделаны на гротескной излишней скорости, на истерике, крике, на психическом нажиме. В западных постановках пьес Достоевского актеры ведут себя как умалишенные. Ибо умалишенными видят они достоевцев, принимая их за русских. Эта ошибка может быть много стоит России, но мы не знаем. А вдруг в своих стратегических вычислениях и планах Запад (и в особенности Америка) исходит из посылки, что достоевцы - это русские?
Свыше ста страниц "Преступления и наказания" читать невозможно. Родион Раскольников так правдиво, так захватывающе, прорубивший ударами топора не окно в Европу, но перегородку, отделяющую его от Великих, убедившийся, что он не тварь дрожащая, этот же Родион становится пошлым слезливым придурком. Как раз тварью дрожащей. Великолепное лето в Петербурге и великолепное высокое преступление тонет в пошлости и покаянии. От того, что покаяния так много, оно неискренне.
Достоевский умел находить высоких и оригинальных типов в толпе и в жизни: Раскольникова, Мышкина, Верховенского, Настатью Филипповну, наконец. Но он никогда не умел занять этих героев героическим делом. Они у него по большей части болтают и рисуются, а их покаяние невыносимо. ИХ связи с Богом невыносимы. Болтовня у Достоевского растягивается на сотни страниц. На самом деле, как это часто бывает с классиками, Достоевского лучше читать в изложении, чередующемся с хрестоматийными отрывками... '
> минимум один упрямый Сосницкий, который прочитывает, ничего не понимает, но хвастается.
А остальные? Интересно как много в процентах учеников читает ВиМ.
Как 20-летний мамкин аметист говорю, что полностью согласен с мнением Лимонова.
Вот отрывок:
'Мне лично нравятся первые сто страниц "Преступления и наказания". Очень сильно! Но дальше, к сожалению, идут сопли и слюни, и их очень изобильно. Долго и нудно выясняются отношения с Богом. Это тесные, вонючие, плотские, интимные, чуть ли не сексуальные шуры-муры с Господом. Какие-то даже неприличные по своей близости, по своей липкости и жарком дыхании. Тут опять-таки (я пишу эти слова в тюремной камере и мне видней) есть нечто от тесной тюремной клетки, где параша и стол - рядом и нужды заключенных тесно переплелись, ты ли раскорячился на дольнике или твой сосед, - мало понятно. Короче, многое: тесное, жаркое, неприятно близкое в массе достоевцев от тюремного общежития происходит. От тюремного общежития, в котором обретался Федор Михайлович.
Запад любит Достоевского и его якобы русских. Все постановки русских пьес (и пьес по Достоевскому в особенности) на Западе сделаны на гротескной излишней скорости, на истерике, крике, на психическом нажиме. В западных постановках пьес Достоевского актеры ведут себя как умалишенные. Ибо умалишенными видят они достоевцев, принимая их за русских. Эта ошибка может быть много стоит России, но мы не знаем. А вдруг в своих стратегических вычислениях и планах Запад (и в особенности Америка) исходит из посылки, что достоевцы - это русские?
Свыше ста страниц "Преступления и наказания" читать невозможно. Родион Раскольников так правдиво, так захватывающе, прорубивший ударами топора не окно в Европу, но перегородку, отделяющую его от Великих, убедившийся, что он не тварь дрожащая, этот же Родион становится пошлым слезливым придурком. Как раз тварью дрожащей. Великолепное лето в Петербурге и великолепное высокое преступление тонет в пошлости и покаянии. От того, что покаяния так много, оно неискренне.
Достоевский умел находить высоких и оригинальных типов в толпе и в жизни: Раскольникова, Мышкина, Верховенского, Настатью Филипповну, наконец. Но он никогда не умел занять этих героев героическим делом. Они у него по большей части болтают и рисуются, а их покаяние невыносимо. ИХ связи с Богом невыносимы. Болтовня у Достоевского растягивается на сотни страниц. На самом деле, как это часто бывает с классиками, Достоевского лучше читать в изложении, чередующемся с хрестоматийными отрывками... '
> Как 20-летний мамкин аметист говорю
Так и знал, что можно дальше не читать.
>ожидая развития сюжета
Классику не читают ради сюжетов, мань.
Согласны ли вы с утверждением, что "Чехов — это Пушкин в прозе."?
>Считать, что сюжет второстепенен.
Криндж
мимо
Хуиндж. Разница между жанровой и "серьезной" литературой и заключается в том, что одна про "что", а другая про "как". Это банальность уровня старших классов школы. Или что, мы того же Достоевского читаем, чтобы узнать кто убийца, и поймают ли его?
>>Криндж
Вот этот колхоз. Ты отстал от дискурса, бумернадзе.
Помню в динонете нулевых если ты был согласен с мнением другогофорумчанина, то цитировал часть его сообщения и кратко выражал поддержку:
+1
Дурачки на этой борде особенно злоупотребляют "новомодным" термином.
Криндж в авангардном метапостискреннем варианте это "-1". Учи мемы, чтобы не быть батхёртом.
-1 этому треду.
>Мне лично его стихи и произведения казались весьма пресными и банальными
Да уж, действительно, почему это творчество человека, в значительной мере создавшего русскую литературную традицию, может показаться современному читателю банальным.
>Байрон
А что ты читал у Байрона, что тебе показалось похожим на Пушкина?
>что полностью согласен с мнением Лимонова
Что меня всегда удивляло в Лимонове - сочетание его таланта как литератора и абсолютная неспособность понимать искусство. Хорошо, советский битник-бисексуал не понимает Достоевского, и интерпретирует его в русле максимально грубого и наивного политизирования, невелика беда. Хотя, Керуак вон Достоевского любил, и уж точно не потому, что ему было какое-то дело до образа русских, сильных или слабых. Но Лимонов фильмы, блядь, Тарантино понять не в состоянии! Как так нахуй?
Лимонов имеет сознание 17-летнего максималиста, который и понимать ничего не хочет. Ну, либо отыгрывал его, пока на старости не поехал.
Хотя, если честно, не читал его художественную, мне хватило первых глав его "размышлений" про золотые пуговицы на форме.
>не читал его художественную
Он там у негров хуи сосет, рекомендую.
Зачем читать очередного Буковски/Довлатова? Мне Селина хватило.
Селин сосал хуй у негра?
Да, но только не Селин, а Лимонов.
Я заинтересован, пошел гуглить. Не про Селина
> Хорошо, советский битник-бисексуал не понимает Достоевского, и интерпретирует его в русле максимально грубого и наивного политизирования, невелика беда.
Ты так говоришь словно Достоевский - это такой писатель, которого возможно не понимать. Лимонов , как и я, просто отвергает его. Отвергает стиль, отвергает идеи. Сознательно это происходит или нет - не особо важно.
Это скорее ты его не понимаешь. Ведь он оценивает в плане - симпатизирую / отрицаю, а ты заменяешь последнее на "не понял", словно у человека не может быть отрицательного отношения. Вообще я часто замечал подобное у культистов Достоевского/Шекспира и тп. со своим "Да ты просто не понял, твой малый разум не способен самостоятельно постить всю глубину, но не волнуйся мы сейчас объясним и потом будем вместе восхвалять имя Его! Аве Автор! Аве! ".
Материалисты отвергают огромную, цельную картину мира, оставляя от неё лишь самый примитивный кусочек. Попробуй почитать учебник по электронике, отвергая наличие электромагнитных полей, например.
>Ты так говоришь словно Достоевский - это такой писатель, которого возможно не понимать
Можно не понимать кого угодно. Как я уже говорил, Лимонов умудрился именно что не понять Тарантино. А речь идет о Достоевском - писателе взрослом, сложном и многогранном.
>просто отвергает его
Да пусть делает что хочет, только предварительно прокачав уровень понимания. У меня нет вообще никаких проблем с очень похожими наездами Набокова, хоть я с ними и не согласен, потому что они осмысленна. Лимонов очевидно подражает именно Набокову, вплоть до выражений, но вот у него получается хуйня.
Весьма острая полемика Достоевского с актуальными на то время философскими идеями сводится к "хуле Раскольников терпила такой((", абсолютно правдоподобная разница между абстрактно обдумываемым философским экспериментом и реальной бабкой, которой ты только что пробил голову, осмысливается Лимоновым как непонятное превращение сверхчеловека в пошлого слезливого придурка. То есть он читал наивно, не замечая никакой внутренней полемики, и для него провал идей Раскольникова стал необоснованной неожиданностью, а не единственно логичным результатом. Соответственно, покаяние "неискренное", просто потому что автору захотелось - а не потому что без него пиздец, который подробно и со вкусом в книге описывается.
Заметь, я говорю не о том, что Лимонов должен всё это любить. Я вполне допускаю, что то же развитие Раскольникова можно отвергнуть примерно в этом же русле. Но хотелось бы, чтобы он для начала Лимонов это развитие увидел и понял, а только потом лез критиковать. Иначе о чем вообще речь? Внимательнее читай, Эдичка, Достоевский - это тебе не ладошку под ссаньё подставлять.
Самый мрак, конечно, идет про американцев, постановки и штабы. Человек не способен даже попытаться представить, как американцы видят Достоевского и почему они его так любят. Карикатура. Но это ладно, он всю жизнь занимался трэш-политикой, профессиональная деформация это не шутка.
>Это скорее ты его не понимаешь. Ведь он оценивает в плане - симпатизирую / отрицаю, а ты заменяешь последнее на "не понял", словно у человека не может быть отрицательного отношения. Вообще я часто замечал подобное у культистов Достоевского/Шекспира и тп. со своим "Да ты просто не понял, твой малый разум не способен самостоятельно постить всю глубину, но не волнуйся мы сейчас объясним и потом будем вместе восхвалять имя Его! Аве Автор! Аве! ".
Бла-бла-бла, можно любить непонятное, в том числе и за непонятность, и не любить понятное, любого классика можно обоснованно обругать, давай и дальше проговаривать очевидное.
На самом деле речь не об этом, а о том, что в скинутой пасте только один абзац почти о Достоевском - где Лимонов описывает свои ощущения и ассоциации, которые у него возникали при чтении. Всё остальное - это крайне наивные умствования под абсурдным (в плохом смысле) углом зрения. Если бы он в таком же духе простигосподи, любил Достоевского, то вышло бы ничуть не лучше. Как личная точка зрения, поток ассоциаций, это имеет право на жизнь, тем более что написано хорошо. Как попытка какой-то осмысленной критики, с потугами не просто описать, но еще и обосновать свои вкусы - полный провал. Можешь интереса сравнить с критикой Шекспира Толстым. Я люблю Шекспира и не люблю Толстого, но это никакой роли в данном случае не играет - всё равно земля и небо.
>Лимонов очевидно подражает именно Набокову
?
В критике Достоевского.
Наткнулся сегодня на этот отрывок текста Дмитрия Лихачёва. http://izbrannoe.com/news/mysli/dmitriy-likhachyev-ponimat-iskusstvo/ - о понимание искусства.
> Значит ли это, что надо полностью замкнуться в себе и удовлетвориться собой, своим отношением к тем или иным произведениям искусства? «Мне это нравится, а это не нравится» — и на этом точка. Ни в коем случае!
То есть, по словам Лихачёва - ни в коем случае нельзя сказать, что тебе не нравится произведение. Почему? Похоже людям запрещено иметь другие ценности и взгляды. Вспоминается комментарий к оценкам Тарковского: «Единственный ориентир, с которым он может сравнивать произведение искусства - он сам. Толстой не принимал Шекспира, Набоков издевался над Достоевским и так далее. Для зрителя нет никаких сложностей: один режиссер смотрит туда, другой сюда, этот видит так, а тот эдак. Для Тарковского либо он смотрит в ту же сторону, что и Тарковский, либо не смотрит никуда и занимается ерундой». Для Лихачёва запрещено быть личностью и сравнивать с собой.
> В своем отношении к произведениям искусства не следует быть успокоенным, следует стремиться к тому, чтобы понять то, чего не понимаешь, и углубить свое понимание того, что уже частично понял. А понимание произведения искусства всегда неполное. Ибо настоящее произведение искусства «неистощимо» в своих богатствах.
Всегда можно углубиться в понимание искусства. Придумать новые смыслы, оценить голубые занавески, уйти в психоанализ автора и историческою-социальную оценку окружения автора. С одной стороны – это интересно, позволяет уйти в глубины, научиться видеть определённые связи и просто разминка для мозга. С другой стороны, можно надумать совсем не то что имел автор. Можно всегда сказать, что кто-то что-то не понял и использовать это как аргумент, что я вижу без конца от всех. Даже Толстой встречал подобный ответ на свою критику "Мне не возражали, когда я указывал на недостатки Шекспира, но только соболезновали о моем непонимании и внушали мне необходимость признать необычайное, сверхъестественное величие Шекспира"
>Конечно, о вкусах не спорят, но вкус развивают — в себе и в других. Можно стремиться понять то, что понимают другие, особенно если этих других много. Не могут же многие и многие быть просто обманщиками, если они утверждают, что что-то им нравится, если живописец или композитор, поэт или скульптор пользуются огромным и даже мировым признанием. Впрочем, бывают моды и бывают ничем не оправданные непризнания нового или чужого, зараженности даже ненавистью к «чужому», к слишком сложному и т. д.
Развивать вкус в других? Как это вообще выглядит без навязывания мнения? Чем отличается "неразвитый вкус" от "развитого"? Как по мне у людей, которые кичатся своим вкусом в первую очередь виден развитый снобизм.
> Лимонов о Достоевском
Хрен с ним, я сюда его скинул не в качестве критики, а субъективной оценки. Да и разборов видно, что для него Достоевский – помойка, на которую он непонятно зачем вообще взглянул, но погрузится вниз побрезговал.
> Можешь интереса сравнить с критикой Шекспира Толстым.
Спасибо, как оказалось это весьма интересный и близкий мне текст, кроме моментов про религию и мораль.
> Значит ли это, что надо полностью замкнуться в себе и удовлетвориться собой, своим отношением к тем или иным произведениям искусства? «Мне это нравится, а это не нравится» — и на этом точка. Ни в коем случае!
То есть, по словам Лихачёва - ни в коем случае нельзя сказать, что тебе не нравится произведение. Почему? Похоже людям запрещено иметь другие ценности и взгляды. Вспоминается комментарий к оценкам Тарковского: «Единственный ориентир, с которым он может сравнивать произведение искусства - он сам. Толстой не принимал Шекспира, Набоков издевался над Достоевским и так далее. Для зрителя нет никаких сложностей: один режиссер смотрит туда, другой сюда, этот видит так, а тот эдак. Для Тарковского либо он смотрит в ту же сторону, что и Тарковский, либо не смотрит никуда и занимается ерундой». Для Лихачёва запрещено быть личностью и сравнивать с собой.
> В своем отношении к произведениям искусства не следует быть успокоенным, следует стремиться к тому, чтобы понять то, чего не понимаешь, и углубить свое понимание того, что уже частично понял. А понимание произведения искусства всегда неполное. Ибо настоящее произведение искусства «неистощимо» в своих богатствах.
Всегда можно углубиться в понимание искусства. Придумать новые смыслы, оценить голубые занавески, уйти в психоанализ автора и историческою-социальную оценку окружения автора. С одной стороны – это интересно, позволяет уйти в глубины, научиться видеть определённые связи и просто разминка для мозга. С другой стороны, можно надумать совсем не то что имел автор. Можно всегда сказать, что кто-то что-то не понял и использовать это как аргумент, что я вижу без конца от всех. Даже Толстой встречал подобный ответ на свою критику "Мне не возражали, когда я указывал на недостатки Шекспира, но только соболезновали о моем непонимании и внушали мне необходимость признать необычайное, сверхъестественное величие Шекспира"
>Конечно, о вкусах не спорят, но вкус развивают — в себе и в других. Можно стремиться понять то, что понимают другие, особенно если этих других много. Не могут же многие и многие быть просто обманщиками, если они утверждают, что что-то им нравится, если живописец или композитор, поэт или скульптор пользуются огромным и даже мировым признанием. Впрочем, бывают моды и бывают ничем не оправданные непризнания нового или чужого, зараженности даже ненавистью к «чужому», к слишком сложному и т. д.
Развивать вкус в других? Как это вообще выглядит без навязывания мнения? Чем отличается "неразвитый вкус" от "развитого"? Как по мне у людей, которые кичатся своим вкусом в первую очередь виден развитый снобизм.
> Лимонов о Достоевском
Хрен с ним, я сюда его скинул не в качестве критики, а субъективной оценки. Да и разборов видно, что для него Достоевский – помойка, на которую он непонятно зачем вообще взглянул, но погрузится вниз побрезговал.
> Можешь интереса сравнить с критикой Шекспира Толстым.
Спасибо, как оказалось это весьма интересный и близкий мне текст, кроме моментов про религию и мораль.
Трипкод, ты? Я узнал тебя по твоим шизоидным высерам.
>Не понял
Это было и так понятно.
Достоевский у меня на первом месте, но ПиН — херь, соглашаюсь с критикой. На первом месте у меня Бесы, потому что я что в первый раз чтения, что второй чуть не начал рыдать в конце насчёт судьбы Шатова и его жены. Идиот тоже в конце вызвал эмоции опять-таки со смерью героини, БК — это философия морали и про взгляды Феди в разные годы, годное чтиво, нудное временами, да, но жизненное.
И так было понятно что ты написал галиматью, но я мягко выразился. Обсуждаем чехова, какой трамвай желаний, какая середина 20в, какие настроения в этой стране? У вас трипкод отклеился
Просто ты тупой, успокойся.
>На первом месте у меня Бесы
Просто ты написал галиматью, учись писать ясно, а то так и остановишься в развитии на уровне школьника.
Есть что-нибудь похожее своей философией и направленностью на "Записки из подполья"?
Достоевский - больной человек, и пишет он соответственно: постоянные повторы, скрупулёзные объяснения одной и той же идеи, зацикленность на мелочах. Понятное дело, Фёдор Михалыч - слабый писатель, но как психолог и философ он тоже смешон: метания его поехавших героев напоминают копошение червей, а про религиозную казуистику и говорить не стоит. Ведь были же у нас настоящие величины, свободомыслящие и могучие писатели, определяющие развитие мировой литературы, например Тургенев, но нет, все почему-то нахваливают Достоевского, якобы выразителя какого-то мнимого русского духа; если русский дух - это пакостность, антисемитизм, рабская приниженность, ярое черносотенство и психические отклонения, - то тогда вопросов нет.
Ты просто быдлоид, смирись
запоем читаю пятикнижие
Он просто по себе судит или по своему бате членодевке
Воу воу, я хоть и аметист, но христианская философия мне близка. Вообще если бы попы не скатили христианство в коммерцию и власть, то мы бы щас жили совсем в другом мире.
Лев Мышкин например это человек на которого надо ровняться, ящитаю
>если русский дух - это пакостность, антисемитизм, рабская приниженность, ярое черносотенство и психические отклонения, - то тогда вопросов нет
Федор Михайлович назвал бы тебя либералом кем ты и являешься
Поля это материя, идеалист ты мой родной
Аналогию и тезис путаешь.
Соглашусь по поводу Достоевского, а вот по Тургену... просто не могу. У него читал только Записки охотника, только это в детстве, а сейчас ничего не помню. Что порекомендуете?
>определяющие развитие мировой литературы, например Тургенев, но нет, все почему-то нахваливают Достоевского,
Я вот честно не понимаю, перечитывал недавно Отцов и детей, ну не дотягивает он до Толстого или до лучших вещей Достоевского. Еще читал Накануне, но я там просто дропнул книгу, что со мной бывает крайне редко. Тургенев это пока мое единственное разочарование в русской литературе, не могу понять, почему тот же Быков его так превозносит.
То есть, твоя аналогия не несёт позитивного содержания? Для чего она тогда представлена?
записки охотника
Прочитал записки охотника, если честно, хуйня ебаная. Как то у него проскакивают ахуенные моменты, но он их сам будто специально засерает. Те же "Живые мощи" очень хороши, если не брать в расчет момент, когда ей снится Христос, и выглядит это уж совсем толсто и искусственно[/spoilr]. Мб что то насоветуете.
обосрался с разметкой, даммс
Что тут толстого? Вполне логичная деталь в рассказе
Ахах, да ну? Кинь примеры учебных программ (желательно, зарубежных универов, ну вот как есть Russian literacy studies хоть в Гарварде, хоть в College'd'France). заранее предпреждаю, не найдешь - потому что вся украинская "классика" представляет собой набор крестьянских сказок на потешном диалекте. вы у себя можете придумывать хоть тысячелетнюю украинскую литературу, но никому в мире это говно неинтересно
> свободомыслящие и могучие писатели, определяющие развитие мировой литературы, например Тургенев
Скучен и целиком вторичен по отношению к европейской культуре. Достоевского (твои фантазии о нем лень опровергать) потому и читают во всем мире, что это - ориджинал контент, оригинальное развитие русской философско-артистической традиции. А тургенев - это всего лишь талантливый подражатель Флобера. Да, неплохо пишет, но я лучше почитаю самого Флобера.
Ну он эту женщину описывал как смиренную и скромную, мол, она не жалуется, рада тому, что есть. В итоге, когда она говорит - и тут спустился Христос и летит ко мне, и будто меня берет себе в невесты - для меня это испортило все впечатление. Если я все так помню.
Подражатель каких книг? Я у флобера прочитал госпожу бовари, а сейчас хочу читать романы тургенева, неужели там все так же подробно описано? Записки охотника(их недавно прочитал) точно не похожи
Там описывается что её бог прибрал, и ее болезнь свыше(так она описывает), логично что она и сны видит, ты видно давно читал. Она не только христа видит, но и своих родителей, смерть
Что скажешь про рассказ, где про певцов на хуторе? Я вот будто читал и мне хотелось, чтобы мне это нравилось, будто там есть что то хорошее и близкое, но в итоге просто был как то даже расстроен.
Объясни про Флобера, мне тоже интересно стало
Что можно рекомендовать на дваче? "Дневник лишнего человека"'.
Я может и неправильно понял рассказы, но это по сути описания разных типажей и личностей из разных сословий, заодно и их быта и окружения, там нет какой-то общей идеи, рассказ про певцов - рассказ о творческой народной глубинке, о селе где в этом знали толк и её представителях
"Контрабас" Зюскинда, на мой взгляд.
Спасибо, почитаю.
Бляяяя, меня так взбесил главный герой на моменте, где он начал рассказывать, что не может трахаться при своем контрабасе, у, слабак, кастрат!
маскулинный сантехник в треде, все в сифон
Дваждую, достаю свой вантуз прямо при газовом ключе.
кроме Достоевского и Андреева в русской классике из прозы читать абсолютно нечего. ноудискасс
>Я, может, чего-то не понимаю, но Розанов - слегка поехавший шизоид, и не более того.
Не слегка, а капитально так поехавший.
>если русский дух - это пакостность, антисемитизм, рабская приниженность, ярое черносотенство и психические отклонения
Я бы на место антисемитизма поставил ксенофобию в общем - и получил бы обобщенный характер подданного любого тоталитарного государства независимо от национальной принадлежности. Потому что для наилучшего функционирования такого государства нужно развивать и эксплуатировать именно эти черты характера.
Он ведьмак от мира русской прозы.
Напомните пожалуйста произведение/автора. Маленький городок в сша (70ые годы наверное). ГГ путешествует с парком аттракционов на колесах. Становится обладателем умением видеть пришельцев среди людей. Во второй книге шахты. Кстати, если не трудно, напомните и название фильма с похожим сюжетом (только там герой видел инопланетяшек с помощью очков).
"Сияние" Кинга пока читал - чуть не спился.
"Сияние" Кинга пока читал - чуть не спился.
Прошу прощения. Ошибся тредом.
Перечитывал раза 3. Доставило ещё в школе. Такая то атмосфера. Однажды читал прямо под бой курантов в новогоднюю ночь.
Сцук, жиза.
Когда перелистываешь страницу книги, а там
Решил я тут за Толстого взяться. Начал с детства-отрочества-юности. Вот Детство на ура зашло, сцена с молитвой Гриши до мурашек просто, смерть матери и последующие главы тоже хороши. Еще, конечно, понравился момент, где великого, русского писателя прислуга рожей в скатерть тычет. Отрочество как-то быстро пробежал, сам не заметил, как оно закончилось. А вот на Юности понял, что я устал от главного героя, что он меня вымотал своей хуйней, как и окружающая его шушера, которую занимают только их штрипки, мундиры, карты, французский выговор и прочая шелуха, а вне этой шелухи они все говно из-под ногтя никчемное. Я понимаю, что Толстой писал это специально такими интонациями, мол поглядите, какой глупенький и мнительный, эх молодость, но слишком уж увлекся. На главе про комильфо даже думал дропнуть, а я редко дропаю, настолько противен мне этот Николенька был в тот момент.
ROLL
>Решил я тут за Толстого взяться. Начал с детства-отрочества-юности.
Я начал с Анны Каренины и это лучшее, что я читал за всю жизнь.
двачую
В Исповеди Толстой раскаялся что писал Каренину ради бабла.
Где бы мне почитать анализ романа идиот? На ютубе смотреть лекции не хочу, не люблю видео
>Критика личности
>Критика произведения
Тебе придется выбрать что то одно, говорил же уже.
Ты сколько за жизнь успел прочитать, что тебе Каренина кажется 10/10? Десять книжек?
кто-нибудь читал огромный (1000+ страниц) роман Всеволода Крестовского "Питерские трущобы"? в вики написано, что это самое популярное произведение русской классики последней четверти 19 века, но потом забытое...
Дотаточно, всяких лайвлибов не веду.
А сколько она из 10ти, по твоему?
Кто бы сомневался
> Кто бы сомневался
>Гнойный пидор продолжает визжать уже гринтекстом, ОК. Джаст эс плэннд.
Не знаю, я не читал. У Толстова я ознакомился с 3 произведениями - исповедь, о жизни, смерть Ивана Ильича. Ну, ещё дневниковые записи радомно читал.
Про Каренину смотрел экранизацию и желание это читать у меня не появилось. Унылые любовные проблемы.
А ведь несколько лет назад на этой борде можно было прочитать интересное мнение человека читающего. Вот я сейчас что то понял такое, после твоего коммента, что то грустное и пронзительное. Просматривая свежие треды и стараясь спрятать и заглушить очевидное, все таки слышу звонким фоном, что /bo окончательно уже утратило свое /о.
Это такая шутка? Роман новаторский и по форме, и по содержанию.
Возможно, я чего-то не понимаю.
Приведи в пример авторов и их работы, которые ты считаешь достойными прочтения.
Ее тоже наметил, но решил перед его БОЛЬШИМИ, ВЕЛИКИМИ РОМАНАМИ чего помельче почитать. До того давненько читал только "Смерть Ивана Ильича" и "Записки сумасшедшего", они мне, помню, зашли, думаю, даже перечитаю на днях.
Я тоже так думал, пару лет назад читал Смерть Ивана Ильича и мне вообще не зашло, и я не стал дальше читать Толстого.
Каренину прочел относительно недавно.
Видимо, про Тургенева ты читал кого-то из современных российских критиков, но не ознакомился с западными критиками того времени.
У Уайльда есть статья, где он сравнивает Тургенева и Достоевского и выбирает, кто из них "величайший представитель современной литературы", тогда русская литература считалась ведущей.
Авторитет Тургенева вообще был неоспорим, его оценил Лавкрафт, и в одном письме сокрушался (с обычным для американского/английского джентри самоуничижением): "если бы я мог описывать реальную жизнь как Тургенев, то я не писал бы фантастику".
У Лавкрафта был даже список литературы с ремарками, там с ремаркой реализм присутствует тот же Тургенев.
До Крестовского были книги - "Лондонские" и "Парижские тайны", где рассказывалось про преступный мир. Первыми были, кажется, "Лондонские тайны", где в полухудожественной манере знакомили с преступным миром Лондона. Автор там все придумал, начиная с хрестоматийной "семьи" (якобы лондонского ОПГ), но сделал это настолько убедительно, что Крестовский не зассал и реально стал исследовать преступный мир Петербурга. Крестовский, например, и сейчас служит источником для историков криминального мира. Фима Жиганец, он же Александр Сидоров, очень его ценит.
>Видимо, про Тургенева ты читал кого-то из современных российских критиков
Если бы читал, небось мнение какого то уберуебана подхватил
Да они не понимают, как их имеют.
В наше время нужно иметь такую императиву - все это матрица и она тебя имеет. Не верь современникам, читай критиков ближе ко времени автора.
У нас конечно другие интересы, мы можем не понимать давнишнюю литературу. Да и из того старья что нам ближе? То, что давит на чувства, типа Шиллера или Шекспира! По сюжету это типичное фэнтези - все эти рыцари, разбойники, фиески и макбеты. Видим - о, тирания это плохо, о, за разум! - вот это и читаем.
Конечно, в книгах есть общие, т.н. вечные мотивы, апеллирующие не к чувствам, а к доводам рассудка, но этого сранные современные критики боятся, потому что кормятся от тех институтов, которые выстраивают парадигму. Я уже не говорю про борзописцев. Того жи Шиллера всю жизнь ебали.
>У Уайльда есть статья
>его оценил Лавкрафт
Зачем неймдропить, если можно просто написать, чем нравится автор?
Правильно ли я понимаю, что это делает нас —русских великой нацией?
да нас, но не тебя
Всё гораздо проще чем ты думаешь:
Уальд, Тургенев и Лавркарфт гавно.
Для тех кто использует настолько уёбищные англицизмы есть специальный котёл в аду.
Бля, погоди. То есть Тургенев со своей собачкой не давит на чувства? Или к чему ты это высрал. И по-моему ты неиронично сейчас сравнил этого графомана с Шекспиром? Ебать мой лысый череп, кто показал тебе этот сайт?
>подразумевая что Шекспир не убогий английский графоман, которого англичане зафорсили
>мам! видела как я эти взрослые авторитеты
Кому здесь заходит Варлам Шаламов?
Лучший русский классик?
Иван Гончаров.
/thread
Иван Гончаров.
/thread
Толстой наверно
>Лучший русский классик?
Лесков, конечно.
А что думаете о Грибоедове? Его "горе от ума" - как будто бриллиант в котором отражается жизнь высшего сословия тех лет. Сколько не перечитываю всегда поражаюсь, как можно было так запечатлеть слепок московской жизни до реформы 1861 года, когда дворянство купалось в роскоши. Сейчас когда гуляю по Москве и вижу все эти бутики на кузнецком мосту, сразу почему-то думаю, что именно вот это жизнь дворянства, если сделать скидку на время. Только дворян уже нет, давно
Кстати недавно читал его проходную пьесу "студент" - на мой взгляд хамовато и грубо. Бедный студент-разночинец к сожалению не имеет никакого будущего в дворянской России..
Кстати недавно читал его проходную пьесу "студент" - на мой взгляд хамовато и грубо. Бедный студент-разночинец к сожалению не имеет никакого будущего в дворянской России..
В порядке значимости: Пушкин, Достоевский, Гоголь, Чехов и Лермонтов наверняка затмил бы Пушкина если б подрос. Выделить кого то одного не могу.
>Нет Толстого
толсто
Оверрейтед графоман. Я хотел Жуковского ещё написать, но подумал что сам он мало сочинял для классика, больше переводил хотя и годноту.
Странно, что нет упоминаний Бунина, Горького, поэтов Серебряного века (Брюсова, Хлебникова, Блока, Гумилёва, Маяковского).
Единственный кто признается вне приделах пидорахи это Достоевский. Вот его стоит читать. Остальные ноунеймы
Но это же не так.
Но Толстого читают так же много.
ТОЛСТОй
А вдруг тебе понравится Достоевский как писатель, а не как нечто котирующееся в Валиноре, тогда то тебе и станет любопытно что сам Фёдор наше всё и больше Михайлович думал об отечественной литературе. Вот там то и найдёшь эти знаменательные имена, которые я тут вывесил, кроме пожалуй Чехова, но ты к нему несправедлив. Он вообще по сути основоположник короткой формы в большой литературе.
Весь мир читает русскую литературу, в честь Чехова названо несколько драматургических приемов, Достоевский– признанная классика, а по Толстому все ещё снимают сериалы и фильмы. Только пидораший либераст хрюкает, мерзко.
Ну так эта, миллион мух все дела. С чего ты взял что это либераст? Может он всю общемировую классику и вообче 99.99999% населения Земляшки презирает, читает только Эволу и Дугина, а все кто читает что-то ещё - дебилы, остановившиеся в развитии. В букаче и не такое встретишь.
"Потеряный дом" Житинского читал кто-нибудь?
Что уважаемые аноны могли бы порекомендовать из более ранних периодов русской литературы (До 18ого века)? Или написанное ранее представляет интерес только для историков и лингвистов?
Скорее исторический и лингвистический интерес. Совсем иная мировоззренческая система, абсолютно нам чуждая сейчас. Другая знаково-символическая парадигма.
Ну просто представь, что литература со второй половины XIX века до современности - это десятеричная система. А более ранняя литература - это двоичная система. И вроде бы цифры те же - нолики, единички - но пойди, посчитай что-нибудь в двоичном коде.
Более менее интересно житие протопопа Аввакума.
Проиграл с далбоёба. Весь 19 век эллинами зачитывался а ему иные знаковые системы того, что было фактически вчера мешают.
Жуковский хороший.
Ты буквы видишь, а написанное ими не понимаешь?
Вопрос был о древнерусской литературе. ДОПЕТРОВСКОЙ, понимаешь? А ты советуешь Жуковского.
Эллины-хуеллины, блядь. Ты попробуй для начала почитать переписку Ивана Грозного с Андреем Курбским, на том, древнерусском языке, а не в переводе на современный, а потом будешь тут выступать. А это еще не самая, в общем-то, древняя древность.
>ранее 18 века
>древнерусском языке
Ну ты совсем ебобо? Да и к слову о переводах, тогда каждый образованный человек как минимум латынь то знал, и Тацитов с Овидиями и библию до Реформации жрали за обе щёки в оригинале ебашил. И никакая
>Совсем иная мировоззренческая система, абсолютно нам чуждая сейчас.
Им не мешала. Что ты несёшь то вообще?
Ты метлой тут не мети и не маняврируй, это тебе не /b/ыдлятня.
Ты оригинальный текст той самой переписки Ивана Грозного с Андреем Курбским читал? Если что, то его издавали вместе с переводом в серии "Литературные памятники". Где в интернетах искать - не знаю, это теперь твои проблемы.
Если бы ты хотя бы одну попытку прочесть сделал, то понял бы, о чем шла речь тут: - и не нес бы хуйню с умным видом.
>Ты попробуй для начала почитать переписку Ивана Грозного с Андреем Курбским, на том, древнерусском языке
Это уже не древнерусский язык, алло. Я вот читал, ничего особо сложного.
>Где в интернетах искать - не знаю
https://imwerden.de/pdf/perepiska_ivana_groznogo_s_andreem_kurbskim_1979_text.pdf
"Хожение за три моря" Афанасия Никитина
Что ты ко мне прицепился с этой хуйнёй? Это что ли единственное что ты вообще знаешь из прошлого, и для тебя всё что дальше 20 века это срашные дебри и царь горох? С ДРУГОЙ СИСТЕМОЙ ВСЕГО, МАМ! Так это твои проблемы если ты их православной метаиронии не выкупаешь, ебанько современное.
Примерно вторая половина 17 века. Ух какая иная мировоззренческая система!
Бысть нѣкий юноша, сын боярской, княжей племянник, велика роду, дивен удалець, дѣяше бѣседи з гордою, щепливою , с великою з девицею.
Сице рече младый отрок к прекрасной: «Душечка еси ты прекрасная девица! Ходил есми по многим городам, служил есми царю в Орде, королю в Литве, не нашел таковы прекрасныя девицы как ты прекрасная девица; и ты меня присвой и примолвь, хощю тебя поставити во многих людех, сопротив тебя служити как верный слуга против своего господина.
Сице рече прекрасная девица ко младому отроку: «А се познаю, дворянинъ, деревеньская щоголина! Чево ты у нас хочеш или чем хочеш весел быти? С соколы у меня не ѣздятъ, не держю я у себя, девица, гутцов, ни на зверя ловьцов, ни борьцов, как вас матерных гнѣтцов».
Сице рече младый оттрокъ к прекрасной девице: «Душечка еси ты прекрасная девица! Есть у тебя красное золото аравитское, вделал бы я свою жемчюжину в твое чистое серебро, всадил бы я свое булатное копье в твое прямое товолжаное ратовище, утешил бы свое сердце твоими мыслями».
Сице рече прекрасная девица ко младому оттроку: «А се познаю, дворянинъ, рогозинная свита, гребенинныя порты, мочалной гасник, капусныя пристуги, сыромятныя сапоги, лубяное седло, берестяныя тебенки, тростяная шапка! Жил есми ты не в любви и все друзи твои аки малоумна урода бѣгали».
Сице рече младый оттрок к прекрасной девице: «Душечка еси ты прекрасная девица! Пелепелишныя твои кости, бумажное твое тѣло, сахарныя твои уста, мудрая мысль, слаткая твоя рѣчь, тихая твоя беседа, ясна сокола очи, черна соболя брови, сера ястреба зрение, борза команя губы, бела горнастая скакание, павиное твое поседание! Умольвиши вѣтры в поле, удержиши ясна сокола на полете. Как не может бел крѣчат от горазьна мастера отлетети, тако и яз не могу отъехать от твое неизреченныя красоты, видячи твою неизреченную красоту. Се бо ми, госпоже, глаголеши, аки ласка жубреши, аки соловей щеколчеши во своей зеленой дуброве. Уже время тобѣ милосердие свое показать и рад я гладкую твою рѣчь слышати. Когда начинаешь глаголати своими умильными словами, тогда аки сахарными ествами насыщюся!»
Сице рече прекрасная девица ко младому отроку: «Неколотыя твои волосы, дубнастыя твои голени, подугольной сверчекъ, осетровой хребет, тетеревиные брови, ежеховой кожух, трясовою опушен, сухотою остеган, тощаное твое лице, вражъя калита, не ты ли вчера передо псы кисель мешал, да и персты облизалъ! Овин ли тебя добывал, мекиньница ли тебя родила? Урод, бѣзьгосподарной человек, лутче бы ты себе искал ласкова господина!»
Сице рече младый отрок к прекрасной девице: «Душечка еси ты прекрасная девица! Не безгосподарный есми человекъ — есть государь московьский и всеа Роси. А яз хощю тебе быти государь и ты мнѣ будеши госпожа и моему животу».
Сице рече прекрасная девица ко младому отроку: «Кошачье видѣние, упиревая рожа, сычевые глаза, медвежья голова, щучьи зубы, севрюжей нос, волчей рот, немилой вьзгляд, строев сын, свиной пастух. Жил бы ты дома, плел бы ты лапти. Жаба, мышь, лихая образина, вонючая твоя душа, нечистой дух, огнемъ ли тебя палить, носа ли тебе скусить, голова ли тебѣ отсечь, за тын ли тебя бросить, лише тем тебя избыть. Чорт ли тебя нанес, хотя утопись, хотя удавись! Жил бы ты как жолна в дупле, как мышь под кровлею, как червь под корою, как жук в <...>».
Сице рече младый отрок к прекрасной девице: «Душечка еси моя прекрасная девица! Есть у тебя чистой луг, а в нем свежая вода; конь бы мой в твоем лузе лѣто летовал, а яз бы на твоих крутых бедрах опочин дерьжал».
Сице рече прекрасная девица ко младому отроку: «Отколя ся на меня напасть нашла? Глупых не орють, не сеют, сами ся родят от глупых отцов, от безумъных матерей».
Тогда же унывает сердце дворяниново, сам покоряеться как виноватой правому, как должной богатому. Сам говорить ту рѣчь: «Здѣся жить не мощно, а в люди ехать не по что — не в волю познати чюжа сторона!»
Сице рече прекрасная девица ко младому оттроку: «Лѣшей, 6ѣс, дикой зверь! Далече ли идешь, или куды нарежаешся, кому надобен опричь меня? А выдаешь ты и самъ: холопа мнѣ не купить, а без холопа мнѣ не жить, а без друга не быть, а без милова не жить, а нищего кормить. И ты живи у нас, да не буди глуп, пьян, как будеш глуп, пьян — ложись да спи, по улицам не рыщи, собак не дразни, по утру вставай, а у меня, госпожи своей, побывай, а мнѣ, госпоже своей, челом побивай».
Сице рече младый отрок к прекрасной девице: «Утешила есми ты меня своими последними словесы. Последняя твоя словеса аки тихая туча на обильное жито, аки медвяная роса на красныя цвѣты. И ты, госпоже, всякого цвѣту краше и по платию всякого платия. Хорошеясь седиши, госпоже, во своем высоком тереме, далече видиши, аки драх камень светиши, покоиши, госпожа, аки утренняя зоря замычется. Высота твоя уподобится аки первых жен: Настасьи Даниловы, жены Ловчева, смирение твое великое, аки Евдокеи Семеновы, жены Карамышева, любовь твоя великая, аки Раксаны царицы царя Александра Макидоньскаго».
Девица же премолчала, ничево стала отвечать против млада оттрока, и пребилася аки серая утица пред ясным соколом, аки каленая стрела пред тугим луком. Видит молодец поветерье свое, емлет красную девицу за 6ѣлыя руки, шутя валит на краватку былицею, над девицею шутит, как драх каменъ праальмаживает, а безчестие свое заглаживает.
Добрымъ людемъ на послушанъе.
Бысть нѣкий юноша, сын боярской, княжей племянник, велика роду, дивен удалець, дѣяше бѣседи з гордою, щепливою , с великою з девицею.
Сице рече младый отрок к прекрасной: «Душечка еси ты прекрасная девица! Ходил есми по многим городам, служил есми царю в Орде, королю в Литве, не нашел таковы прекрасныя девицы как ты прекрасная девица; и ты меня присвой и примолвь, хощю тебя поставити во многих людех, сопротив тебя служити как верный слуга против своего господина.
Сице рече прекрасная девица ко младому отроку: «А се познаю, дворянинъ, деревеньская щоголина! Чево ты у нас хочеш или чем хочеш весел быти? С соколы у меня не ѣздятъ, не держю я у себя, девица, гутцов, ни на зверя ловьцов, ни борьцов, как вас матерных гнѣтцов».
Сице рече младый оттрокъ к прекрасной девице: «Душечка еси ты прекрасная девица! Есть у тебя красное золото аравитское, вделал бы я свою жемчюжину в твое чистое серебро, всадил бы я свое булатное копье в твое прямое товолжаное ратовище, утешил бы свое сердце твоими мыслями».
Сице рече прекрасная девица ко младому оттроку: «А се познаю, дворянинъ, рогозинная свита, гребенинныя порты, мочалной гасник, капусныя пристуги, сыромятныя сапоги, лубяное седло, берестяныя тебенки, тростяная шапка! Жил есми ты не в любви и все друзи твои аки малоумна урода бѣгали».
Сице рече младый оттрок к прекрасной девице: «Душечка еси ты прекрасная девица! Пелепелишныя твои кости, бумажное твое тѣло, сахарныя твои уста, мудрая мысль, слаткая твоя рѣчь, тихая твоя беседа, ясна сокола очи, черна соболя брови, сера ястреба зрение, борза команя губы, бела горнастая скакание, павиное твое поседание! Умольвиши вѣтры в поле, удержиши ясна сокола на полете. Как не может бел крѣчат от горазьна мастера отлетети, тако и яз не могу отъехать от твое неизреченныя красоты, видячи твою неизреченную красоту. Се бо ми, госпоже, глаголеши, аки ласка жубреши, аки соловей щеколчеши во своей зеленой дуброве. Уже время тобѣ милосердие свое показать и рад я гладкую твою рѣчь слышати. Когда начинаешь глаголати своими умильными словами, тогда аки сахарными ествами насыщюся!»
Сице рече прекрасная девица ко младому отроку: «Неколотыя твои волосы, дубнастыя твои голени, подугольной сверчекъ, осетровой хребет, тетеревиные брови, ежеховой кожух, трясовою опушен, сухотою остеган, тощаное твое лице, вражъя калита, не ты ли вчера передо псы кисель мешал, да и персты облизалъ! Овин ли тебя добывал, мекиньница ли тебя родила? Урод, бѣзьгосподарной человек, лутче бы ты себе искал ласкова господина!»
Сице рече младый отрок к прекрасной девице: «Душечка еси ты прекрасная девица! Не безгосподарный есми человекъ — есть государь московьский и всеа Роси. А яз хощю тебе быти государь и ты мнѣ будеши госпожа и моему животу».
Сице рече прекрасная девица ко младому отроку: «Кошачье видѣние, упиревая рожа, сычевые глаза, медвежья голова, щучьи зубы, севрюжей нос, волчей рот, немилой вьзгляд, строев сын, свиной пастух. Жил бы ты дома, плел бы ты лапти. Жаба, мышь, лихая образина, вонючая твоя душа, нечистой дух, огнемъ ли тебя палить, носа ли тебе скусить, голова ли тебѣ отсечь, за тын ли тебя бросить, лише тем тебя избыть. Чорт ли тебя нанес, хотя утопись, хотя удавись! Жил бы ты как жолна в дупле, как мышь под кровлею, как червь под корою, как жук в <...>».
Сице рече младый отрок к прекрасной девице: «Душечка еси моя прекрасная девица! Есть у тебя чистой луг, а в нем свежая вода; конь бы мой в твоем лузе лѣто летовал, а яз бы на твоих крутых бедрах опочин дерьжал».
Сице рече прекрасная девица ко младому отроку: «Отколя ся на меня напасть нашла? Глупых не орють, не сеют, сами ся родят от глупых отцов, от безумъных матерей».
Тогда же унывает сердце дворяниново, сам покоряеться как виноватой правому, как должной богатому. Сам говорить ту рѣчь: «Здѣся жить не мощно, а в люди ехать не по что — не в волю познати чюжа сторона!»
Сице рече прекрасная девица ко младому оттроку: «Лѣшей, 6ѣс, дикой зверь! Далече ли идешь, или куды нарежаешся, кому надобен опричь меня? А выдаешь ты и самъ: холопа мнѣ не купить, а без холопа мнѣ не жить, а без друга не быть, а без милова не жить, а нищего кормить. И ты живи у нас, да не буди глуп, пьян, как будеш глуп, пьян — ложись да спи, по улицам не рыщи, собак не дразни, по утру вставай, а у меня, госпожи своей, побывай, а мнѣ, госпоже своей, челом побивай».
Сице рече младый отрок к прекрасной девице: «Утешила есми ты меня своими последними словесы. Последняя твоя словеса аки тихая туча на обильное жито, аки медвяная роса на красныя цвѣты. И ты, госпоже, всякого цвѣту краше и по платию всякого платия. Хорошеясь седиши, госпоже, во своем высоком тереме, далече видиши, аки драх камень светиши, покоиши, госпожа, аки утренняя зоря замычется. Высота твоя уподобится аки первых жен: Настасьи Даниловы, жены Ловчева, смирение твое великое, аки Евдокеи Семеновы, жены Карамышева, любовь твоя великая, аки Раксаны царицы царя Александра Макидоньскаго».
Девица же премолчала, ничево стала отвечать против млада оттрока, и пребилася аки серая утица пред ясным соколом, аки каленая стрела пред тугим луком. Видит молодец поветерье свое, емлет красную девицу за 6ѣлыя руки, шутя валит на краватку былицею, над девицею шутит, как драх каменъ праальмаживает, а безчестие свое заглаживает.
Добрымъ людемъ на послушанъе.
>а не в переводе на современный
А при переводе не только язык меняется, но и мировоззренческая система с знаково-символической парадигмой?
Ты перестань губами трясти, ты читай, за тебя твою работу сделали и даже нашли pdf с той самой перепиской.
Лучше беги отсюда, мальчик, пока я не начал спрашивать тебя, что это за монстры
>мировоззренческая система с знаково-символической парадигмой
На вопрос ответь:
Тебя не удивляет, xnj современные англоговорящие Шекспира тоже в "переводе" читают? Так "Слова о полку Игореве2
Подлинник читать труднее, так что есть надежда, что ебанько залипнет и перестанет сюда вонять.
Ебаная макаба.
Тебя не удивляет, что современные англоговорящие читают Шекспира в "переводе"? Так почему переписку Грозного с Курбским или "Слово о полку Игореве" непременно надо в оригинале читать?
>Так почему переписку Грозного с Курбским или "Слово о полку Игореве" непременно надо в оригинале читать?
Чтобы перестать задавать глупые вопросы и тыкать предложением читать Жуковского в ответ на вопрос о русской литературе XVII века и древнее.
Окей, ты сам напросился. Давай, умник, поясняй
>о чем шла речь тут:
Что за мировоззренческая система и знаково-символическая парадигма такие, которые мешают понимать допетровскую литературу. Не устаревший язык (грамматика, лексика, орфография), а вот это самое.
> современные англоговорящие читают Шекспира в "переводе"?
Никакие нормальные англичане Шекспира "в переводе" не читают и не ставят. Есть упрощённые переделки для подростков и особо одарённых, но это не "переводы".
В современных изданиях Шекспира для широкой публики исправляют только орфографию на современную. Это совершенно аналогично изданию Пушкина без ятей и проч. - "переводом" тоже не является.
Вот Чосер, скажем, - другое дело. Он действительно писал на другом языке, среднеанглийском. Его переводят.
Вот для сравнения это посвящение Саутгемптону в современной орфографии:
To the
Right Honourable Henry Wriothesly,
Earl of Southampton and Baron of Tichfield.
The love I dedicate to your lordship is without end; whereof this pamphlet, without beginning, is but a superfluous moiety. The warrant I have of your honourable disposition, not the worth of my untutored lines, makes it assured of acceptance. What I have done is yours; what I have to do is yours; being part in all I have, devoted yours. Were my worth greater, my duty would show greater; meantime, as it is, it is bound to your lordship, to whom I wish long life, still lengthened with all happiness,
Your lordship's in all duty,
William Shakespeare.
Если ты считаешь, что здесь нужен "перевод" (а не пара разъясняющих примечаний для современного американского студента-футболиста) - просто иди и учи английский. Английский - это не только тексты в твоих любимых эстрадных шлягерах.
To the
Right Honourable Henry Wriothesly,
Earl of Southampton and Baron of Tichfield.
The love I dedicate to your lordship is without end; whereof this pamphlet, without beginning, is but a superfluous moiety. The warrant I have of your honourable disposition, not the worth of my untutored lines, makes it assured of acceptance. What I have done is yours; what I have to do is yours; being part in all I have, devoted yours. Were my worth greater, my duty would show greater; meantime, as it is, it is bound to your lordship, to whom I wish long life, still lengthened with all happiness,
Your lordship's in all duty,
William Shakespeare.
Если ты считаешь, что здесь нужен "перевод" (а не пара разъясняющих примечаний для современного американского студента-футболиста) - просто иди и учи английский. Английский - это не только тексты в твоих любимых эстрадных шлягерах.
>Никакие нормальные англичане
С козырей заходишь, уважаю
https://ru.wikipedia.org/wiki/Ни_один_истинный_шотландец
Когда-то я думал, что "переложения" Шекспира на современный английский - это очевидная профанация. Ведь язык действительно близкий, это не сравнить, скажем, с "Словом о полку Игореве", где такое вполне уместно. Ведь нужно всего лишь немного поднапрячься, взять издание с текстовыми комментариями - и можно читать ровно то, что Шекспир написал.
Но теперь я думаю, что был неправ. Я недостаточно учитывал, насколько важно избегать тривиальных неудобств. Если внимательно вчитываться в каждую строку и держать в уме контекст, если читать комментарии, если позволять себе не замечать странности языка - которые для современников Шекспира не были странностями - то да, можно все понять. Но сколько людей будут это делать по-английски? (да, я понимаю, что если смотреть постановку, а не читать, то поведение актеров тоже подсказывает очень многое, но и оно не решает целиком проблему) А в переводе любой образованный человек может прочитать. И ведь не скажешь даже, что в таком случае перевод неправомерно "сглаживает" сложные углы оригинала, потому что, опять-таки, для той эпохи это был нормальный и обыденный язык.
Вот в "Комедии ошибок", например, на каждой странице полно таких мелких вещей. Я читаю "серьезное" издание, с кучей текстовых комментариев, и многие из них такого вида: "demean yourself" -> conduct yourself, "displeasure" -> injury, "sad" -> serious, "attach" -> arrest.
То есть слова, чуть сдвинутые по смыслу в сравнении с современными, но без пояснений выходит такое смазанное впечатление. И это несправедливо даже по отношению к автору, не говоря о читателях, потому что у него все точнее, чем при наивном прочтении современным читателем кажется. В любом переводе все эти проблемы исчезают, их просто нет.
При этом есть, конечно, англоязычные переложения Шекспира на современный язык, не то чтобы особо популярные. Но они идут намного дальше, например, "переводят" тексты пьес в прозаическое изложение. Например, "переведено в легкий для чтения, увлекательный роман для тинейджеров", пишут авторы одного такого перевода - и, видимо, считают это достоинством.
Мне. По силе воздействия на читателя один из самых значительных отечественных авторов. Оно ведь непростая художественная задача - передать трагический опыт, а у него получилось. Его новая проза предвосхитила новую журналистику, при этом на более серьёзном и сложном материале.
>с козырей заходишь
>ссылка на википедию
Ничо не знаю, я вот этот анон:
Без меня тут устроили какой-то цирк с пидарасами.
Я не говорил о том, что это невозможно читать, понимать, получать удовольствие. Просто для полноценного понимания смыслов придется немного втянуться в контекст. Понятно, что в "Слове о полку Игореве" или в житии Аввакума затронуты вечные темы, понятные в любую эпоху. Но для понимания тонкостей текста нужно иметь представление об эпохе, социальном строе, всякой бытовой хуйне. К тому же, это действительно великие тексты, актуальные в любое время.
А вот зачем читать какую-нибудь "Задонщину", если ты не пишешь о ней диссертации - я в душе не ебу.
И ты какой-то агрессивный блядь. Сам ты долбоёб. Иди нахуй.
Без меня тут устроили какой-то цирк с пидарасами.
Я не говорил о том, что это невозможно читать, понимать, получать удовольствие. Просто для полноценного понимания смыслов придется немного втянуться в контекст. Понятно, что в "Слове о полку Игореве" или в житии Аввакума затронуты вечные темы, понятные в любую эпоху. Но для понимания тонкостей текста нужно иметь представление об эпохе, социальном строе, всякой бытовой хуйне. К тому же, это действительно великие тексты, актуальные в любое время.
А вот зачем читать какую-нибудь "Задонщину", если ты не пишешь о ней диссертации - я в душе не ебу.
И ты какой-то агрессивный блядь. Сам ты долбоёб. Иди нахуй.
Чем адаптация отличается от кражи?
Достоевский топ, хотя это и так всем тут известно. После него в моем списке Булгаков, Толстой, Тургенев. Вообще очень часто возвращаюсь к русской классике, особенно поэзии. То, что в школе вызывало отторжение в моей максималистской душонке, сейчас приобретает принципиально иные грани. Конечно, здесь еще и сам порог вхождения очень высокий. Неофиты охуеют от общего принципа русских книг, но это можно перебороть.
Тургенев, говорят, устарел.
Две исполинские кариатиды русской литературы - Л. Толстой и Достоевский, - действительно, заслонили от нас Тургенева.
Навсегда ли? Надолго ли? Не суждено ли нам через них вернуться к нему?
В России, в стране всяческого - революционного и религиозного - максимализма, стране самосожжений, стране самых неистовых чрезмерностей, Тургенев едва ли не единственный после Пушкина гений меры и, следовательно, гений культуры. Ибо что такое культура, как не измерение, накопление и сохранение ценностей?
В этом смысле Тургенев в противоположность великим создателям и разрушителям - Л. Толстому и Достоевскому - наш единственный охранитель, консерватор и, как всякий истинный консерватор, в то же время либерал. Или, говоря современным политическим языком, Тургенев в противоположность максималистам Л. Толстому и Достоевскому наш единственный минималист.
В этом вечная правда его. Ибо, как бы мы ни презирали минималистов за их "мещанство", все-таки без них не обойдешься; без них и максималисты провалились бы. Не потому ли революция наша не удалась, что слишком было много в ней русской чрезмерности, мало европейской меры; слишком много Л. Толстого и Достоевского, мало Тургенева?
Гений меры - гений Западной Европы. Европе и открылся Тургенев - первый из русских писателей. Несмотря на европейскую славу Л. Толстого и Достоевского, последняя русская глубина их остается Европе чуждою. Они удивляют и поражают ее; Тургенев пленяет. Он ей родной. Она почувствовала в нем впервые, что Россия тоже Европа.
Мера всех мер, божественная мера вещей - красота.
В созерцании осуществляется красота как искусство, эстетика; в действии, в трагедии - как любовь, влюбленность.
Тургенев - поэт красоты и влюбленности.
"Песнь торжествующей любви" - песнь торжествующей плоти.
Трагедия влюбленности заключается в том, что не может любовь, ослепленная похотью, достигнуть этой истинной, торжествующей, "прославленной" плоти. Предмет похоти - чувственное тело человека - не истинная плоть, а лишь органическая материя, мясо, будущая падаль. Бодлэр видит в теле возлюбленной la charogne, падаль. В "Прологах" повествуется, как одному юному отшельнику, распаленному блудным помыслом, старец посоветовал пойти на кладбище, разрыть могилу, натереть платок трупным гноем и понюхать, чем пахнет: "Тогда поймешь, чего хочешь". Так аскетизм и оргиазм сливаются в одной кощунственной лжи.
На самом деле влюбленные любят не это тело, не труп, не падаль, а какое-то другое, какую-то нетленную "духовную плоть". О ней-то и сказано: "Будут два одною плотью. Кто может вместить, да вместит".
Но пока никто не вместил.
Влюбленностью вскрывается человеческая двойственность - дух и материя. Бог и зверь. Сначала нежный человеческий шепот: "Люблю! люблю!" А потом "звериный крик, вой, рев" рожающей Китти, рожающей самки. Любовь - жестокость. Любовь - кровавое насилие. Любить - рождать. Любить - убивать. "Любовь крепка, как смерть". Смерть связана с любовью. У Гёте Пандора, впервые увидев соединение любовников, спрашивает своего творца, Прометея: "Что это?" - и тот отвечает: "Это - смерть".
Потому-то и является в браке третья личность - ребенок, что две первые - отца и матери - как бы умирают, убывают, ущербляются в похоти. И задача неисполненной любви, непрославленной плоти передается от одного поколения другому, как зажженный факел из рук в руки; и череда поколений - череда бегущих факелоносцев.
Тургенев яснее, чем кто-либо из мировых писателей, показал, что заповеди о браке, о совершенном соединении двух в одну плоть, никто не вместил.
У него, который, можно сказать, всю жизнь только и делал, что мучился над вопросом пола, поразительное отсутствие вопроса о деторождении, о материнстве. Тургеневские женщины и девушки как будто не могут родить. И как будто сам он этому сочувствует, не хочет продолжения рода человеческого, говорит ему: "Довольно! Довольно!" Но это не скопчество, не отсечение, а какое-то огненное утверждение пола, огненная чистота - влюбленная девственность. Тургенев - поэт вечной девственности.
Я не могу себе представить, что у женщин и девушек Тургенева такие же тела, как у толстовской Китти, Наташи или даже Анны Карениной. Кажется, что тела их облачные, призрачные и прозрачные, как тела гоголевских русалок, сквозь которые светит луна. Как будто они той же природы, как Эллис в "Призраках" или видение Клары Милич. Вообще, призрачность и влюбленность почти всегда сливаются у Тургенева: это как бы два явления одной сущности; кто любит, тот вступает в царство призраков.
Тургеневские женщины и девушки среди человеческих лиц - иконы; среди живых людей - "живые мощи".
"Голова совершенно высохшая, одноцветная, бронзовая, ни дать ни взять - икона старинного письма... Я вглядываюсь попристальнее: лицо не только не безобразное, даже красивое, но страшное, необычайное.
- Вы меня не узнаете, барин? - прошептал голос: он словно испарялся из едва шевелившихся губ. - Да и где узнать!.. Я Лукерья...
Я не знал, что сказать, я как ошеломленный глядел на это темное, неподвижное лицо с устремленными на меня светлыми и мертвенными глазами. Возможно ли? Эта мумия - Лукерья, красавица, высокая, полная, белая, румяная, хохотунья, плясунья! Лукерья, за которою ухаживали все наши молодые парни, по которой я сам втайне вздыхал, я - шестнадцатилетний мальчик!
- Помилуй, Лукерья, что это с тобою случилось?".
Случилось с нею то же, что со всеми женщинами и девушками, в которых влюблен вечный шестнадцатилетний мальчик Тургенев; все они погибают, превращаются в призраки, в видения, в таинственно мерцающие иконы, в благоуханно-нетленные мумии, в живые мощи.
Но что же именно происходит с ними? А вот что.
Две исполинские кариатиды русской литературы - Л. Толстой и Достоевский, - действительно, заслонили от нас Тургенева.
Навсегда ли? Надолго ли? Не суждено ли нам через них вернуться к нему?
В России, в стране всяческого - революционного и религиозного - максимализма, стране самосожжений, стране самых неистовых чрезмерностей, Тургенев едва ли не единственный после Пушкина гений меры и, следовательно, гений культуры. Ибо что такое культура, как не измерение, накопление и сохранение ценностей?
В этом смысле Тургенев в противоположность великим создателям и разрушителям - Л. Толстому и Достоевскому - наш единственный охранитель, консерватор и, как всякий истинный консерватор, в то же время либерал. Или, говоря современным политическим языком, Тургенев в противоположность максималистам Л. Толстому и Достоевскому наш единственный минималист.
В этом вечная правда его. Ибо, как бы мы ни презирали минималистов за их "мещанство", все-таки без них не обойдешься; без них и максималисты провалились бы. Не потому ли революция наша не удалась, что слишком было много в ней русской чрезмерности, мало европейской меры; слишком много Л. Толстого и Достоевского, мало Тургенева?
Гений меры - гений Западной Европы. Европе и открылся Тургенев - первый из русских писателей. Несмотря на европейскую славу Л. Толстого и Достоевского, последняя русская глубина их остается Европе чуждою. Они удивляют и поражают ее; Тургенев пленяет. Он ей родной. Она почувствовала в нем впервые, что Россия тоже Европа.
Мера всех мер, божественная мера вещей - красота.
В созерцании осуществляется красота как искусство, эстетика; в действии, в трагедии - как любовь, влюбленность.
Тургенев - поэт красоты и влюбленности.
"Песнь торжествующей любви" - песнь торжествующей плоти.
Трагедия влюбленности заключается в том, что не может любовь, ослепленная похотью, достигнуть этой истинной, торжествующей, "прославленной" плоти. Предмет похоти - чувственное тело человека - не истинная плоть, а лишь органическая материя, мясо, будущая падаль. Бодлэр видит в теле возлюбленной la charogne, падаль. В "Прологах" повествуется, как одному юному отшельнику, распаленному блудным помыслом, старец посоветовал пойти на кладбище, разрыть могилу, натереть платок трупным гноем и понюхать, чем пахнет: "Тогда поймешь, чего хочешь". Так аскетизм и оргиазм сливаются в одной кощунственной лжи.
На самом деле влюбленные любят не это тело, не труп, не падаль, а какое-то другое, какую-то нетленную "духовную плоть". О ней-то и сказано: "Будут два одною плотью. Кто может вместить, да вместит".
Но пока никто не вместил.
Влюбленностью вскрывается человеческая двойственность - дух и материя. Бог и зверь. Сначала нежный человеческий шепот: "Люблю! люблю!" А потом "звериный крик, вой, рев" рожающей Китти, рожающей самки. Любовь - жестокость. Любовь - кровавое насилие. Любить - рождать. Любить - убивать. "Любовь крепка, как смерть". Смерть связана с любовью. У Гёте Пандора, впервые увидев соединение любовников, спрашивает своего творца, Прометея: "Что это?" - и тот отвечает: "Это - смерть".
Потому-то и является в браке третья личность - ребенок, что две первые - отца и матери - как бы умирают, убывают, ущербляются в похоти. И задача неисполненной любви, непрославленной плоти передается от одного поколения другому, как зажженный факел из рук в руки; и череда поколений - череда бегущих факелоносцев.
Тургенев яснее, чем кто-либо из мировых писателей, показал, что заповеди о браке, о совершенном соединении двух в одну плоть, никто не вместил.
У него, который, можно сказать, всю жизнь только и делал, что мучился над вопросом пола, поразительное отсутствие вопроса о деторождении, о материнстве. Тургеневские женщины и девушки как будто не могут родить. И как будто сам он этому сочувствует, не хочет продолжения рода человеческого, говорит ему: "Довольно! Довольно!" Но это не скопчество, не отсечение, а какое-то огненное утверждение пола, огненная чистота - влюбленная девственность. Тургенев - поэт вечной девственности.
Я не могу себе представить, что у женщин и девушек Тургенева такие же тела, как у толстовской Китти, Наташи или даже Анны Карениной. Кажется, что тела их облачные, призрачные и прозрачные, как тела гоголевских русалок, сквозь которые светит луна. Как будто они той же природы, как Эллис в "Призраках" или видение Клары Милич. Вообще, призрачность и влюбленность почти всегда сливаются у Тургенева: это как бы два явления одной сущности; кто любит, тот вступает в царство призраков.
Тургеневские женщины и девушки среди человеческих лиц - иконы; среди живых людей - "живые мощи".
"Голова совершенно высохшая, одноцветная, бронзовая, ни дать ни взять - икона старинного письма... Я вглядываюсь попристальнее: лицо не только не безобразное, даже красивое, но страшное, необычайное.
- Вы меня не узнаете, барин? - прошептал голос: он словно испарялся из едва шевелившихся губ. - Да и где узнать!.. Я Лукерья...
Я не знал, что сказать, я как ошеломленный глядел на это темное, неподвижное лицо с устремленными на меня светлыми и мертвенными глазами. Возможно ли? Эта мумия - Лукерья, красавица, высокая, полная, белая, румяная, хохотунья, плясунья! Лукерья, за которою ухаживали все наши молодые парни, по которой я сам втайне вздыхал, я - шестнадцатилетний мальчик!
- Помилуй, Лукерья, что это с тобою случилось?".
Случилось с нею то же, что со всеми женщинами и девушками, в которых влюблен вечный шестнадцатилетний мальчик Тургенев; все они погибают, превращаются в призраки, в видения, в таинственно мерцающие иконы, в благоуханно-нетленные мумии, в живые мощи.
Но что же именно происходит с ними? А вот что.
"Меня тогда только что помолвили за Василья Полякова, - помните, такой из себя статный был, кудрявый, - еще буфетчиком у матушки вашей служил. - Очень мы с Василием слюбились... А дело было весною. Вот раз ночью... уж и до зари недалеко... а мне не спится: соловей в саду таково удивительное поет сладко... Не вытерпела я, встала и вышла на крыльцо его послушать. Заливается он, заливается... и вдруг мне почудилось: зовет меня кто-то Васиным голосом, тихо так: "Луша!.." Я глядь в сторону, да знать спросонья - оступилась, так прямо с рундучка и полетела вниз - да о землю хлоп!".
Всех тургеневских женщин и девушек зовет Васиным голосом не Вася, а кто-то другой. Другой позвал Лизу в "Дворянском гнезде" - и она ушла в монастырь. И Елену, и Марианну, и Несчастную, и Клару Милич - всех. Все оступаются с какого-то таинственного "рундучка", таинственной грани, и падают, и разбиваются о землю до смерти.
Ну а что же статный, кудрявый буфетчик Вася Поляков?
"Потужил, потужил - да и женился на другой, на девушке из Глинного... Очень он меня любил, да ведь человек молодой - не оставаться же ему холостым. А жену он нашел себе хорошую, добрую - и детки у них есть. Он тут у соседа в приказчиках живет, и очень ему, слава Богу, хорошо!".
Это брак Левина с Китти, Пьера Безухова с Наташею, так называемый христианский брак.
Христианский, но не Христов. Дело житейское, но не религиозное или по крайней мере не того религиозного порядка, о котором сказано: могущий вместить да вместит. "Человек молодой, не оставаться же ему холостым", - это все вмещают. Это физиология. Ветхий Завет. Трагедия пола этим не разрешается. Поставлен вопрос, но ответа нет.
Приказчику Васе Полякову, "слава Богу, очень хорошо". Но неужели же "песнь торжествующей любви" должна всегда кончаться унылым тренканьем гармоники благополучного приказчика? Жалко безумной влюбленности, жалко невозможной надежды.
" - А вы меня не слишком жалейте, право... Я теперь песни пою".
"Лукерья собралась с духом... Мысль, что это полумертвое существо готовится запеть, возбудила во мне невольный ужас. Но, прежде чем я мог промолвить слово, в ушах моих задрожал протяжный, едва слышный, но чистый и верный звук... за ним последовал другой, третий. Она пела, не изменив выражения своего окаменевшего лица, уставив даже глаза. Но так трогательно звенел этот бедный, как струйка дыма, колебавшийся голосок, так хотелось ей всю душу вылить".
Вот предсмертная "песнь торжествующей любви" - песнь самого Тургенева. Громовые голоса Л. Толстого и Достоевского заглушают этот "чуть слышный, трогательно звенящий, как струйка дыма, колеблющийся голосок". Но горе нам, если мы его не услышим. В тех громовых голосах звучит хаос, безмерность, а в этом тихом - тишина гармонии, тишина красоты.
" - Ох, не могу, силушки не хватает...
Она закрыла глаза. Я положил руку на ее крошечные холодные пальчики. Она взглянула на меня, и ее темные веки, опушенные золотистыми ресницами, как у древних статуй, закрылись снова".
Не кажется ли иногда, что в последних, самых совершенных и вещих произведениях своих муза Тургенева похожа на эту древнюю статую с темными, закрытыми веками?
Веки у нее закрыты, потому что она видит чудный сон.
"Раз мне какой чудный сон приснился. Вижу я, будто стою я в поле, а кругом рожь, такая высокая, спелая, как золотая... И будто со мною собачка рыженькая, злющая-презлющая - все укусить меня хочет. И будто в руках у меня серп, и не просто серп, а самый как есть месяц, вот когда он на серп похож бывает. И этим самым месяцем должна я эту самую рожь сжать дочиста.
Только очень меня растомило, и месяц меня слепит, и лень на меня нашла; а кругом васильки растут, да такие крупные! И все ко мне головками повернулись. И думаю я: нарву я этих васильков; Вася прийти обещался - так вот я себе венок сперва совью, жать-то я еще успею. Начинаю я рвать васильки, а они у меня промеж пальцев тают, да тают, хоть ты что! И не могу я себе венок свить, а между тем я слышу - кто-то уж идет ко мне, близко и таково поет: "Луша! Луша!.." Ай, думаю, беда - не успела! Все равно, надену я себе на голову этот месяц, заместо васильков. Надеваю я месяц, ровно как кокошник, и так сама сейчас вся засияла, все поле кругом осветила. Глядь: по самым верхушкам колосьев катит ко мне скорехонько, только не Вася, а сам Христос. И почему я узнала, что это Христос, сказать не могу, - таким его не пишут, - а только Он! Безбородый, высокий, молодой, весь в белом, только пояс золотой, и ручку мне протягивает. "Не бойся, - говорит, - невеста моя возлюбленная, ступай за мною: ты у меня в Царстве Небесном хороводы водить будешь и песни играть райские". И я к Его ручке как прильну! Собачка моя сейчас меня за ноги... Но тут мы взвились. Он впереди... Крылья у него по всему небу развернулись, длинные, как у чайки, и я за Ним. И собачка должна отстать от меня. Тут только я поняла, что эта собачка болезнь моя и что в Царстве Небесном ей уже места не будет".
Нам казалось, что Тургенев - безбожник, что он покончил навсегда с религией вообще и с христианством в частности, что тут непримиримая противоположность Тургенева Л. Толстому и Достоевскому: они верят в Бога; много, может быть даже чересчур много, говорят о Христе; Тургенев почти никогда не говорит о Нем, не произносит имени Его, как будто забыл Его, не знает, не хочет знать.
Но откуда же это внезапное видение?
Реальная муза Тургенева не видела Христа наяву; но закрыла "свои темные веки, с золотистыми ресницами, как у древних статуй" и увидела Его во сне - в самом вещем сне своем, в самой страшной муке, ибо трагедия пола и есть, конечно, самая страшная мука Тургенева. И вот он понял, что никто, кроме Христа, не утолил этой муки.
По отношению к христианству не лицо Л. Толстого и Достоевского, наших богоискателей, а лицо "безбожного" Тургенева есть лицо всей русской интеллигенции, да, пожалуй, и всей западноевропейской культуры.
Но, может быть, и у них, как у Тургенева, непроизнесенное имя? Может быть, вся современная культура, вся живая плоть человечества - живые мощи, бедная Лукерья, которая думает, что любит приказчика Васю Полякова с уныло-благополучной гармоникой, а в действительности любит кого-то другого, давно уже позвавшего ее таинственным голосом? Открытыми глазами, наяву еще не видит Его, но закроет их - и вот-вот увидит во сне? Может быть, имя Его останется пока еще безмолвным, потому что нельзя его сейчас произнести, не наступили времена и сроки?
А когда пытаются произносить, то все не так. Твердят, кричат, вопиют громовыми голосами, но никто не слышит.
Л. Толстой произносит имя человеческое; а чувствуют, что это не только Человек. Достоевский произносит имя Божеское; а все чувствуют, что это не только Бог.
Тургенев молчит и молча подходит ближе ко Христу, чем Л. Толстой и Достоевский.
Каков же этот никем не узнанный, не названный по имени Христос?
"Я видел себя юношей, почти мальчиком, в низкой деревенской церкви. Красными пятнышками теплились перед старинными образами восковые тонкие свечи.
Радужный венчик окружал каждое маленькое пламя. Темно и тускло было в церкви... Но народу стояло передо мною много.
Все русые крестьянские головы. От времени до времени они начинали колыхаться, падать, подниматься снова, словно зрелые колосья, когда по ним медленной волной пробегает летний ветер.
Вдруг какой-то человек подошел сзади и стал со мною рядом.
Я не обернулся к нему, но тотчас почувствовал, что этот человек - Христос.
Умиление, любопытство, страх разом овладели мною. Я сделал над собою усилие... и посмотрел на своего соседа.
Лицо, как у всех, - лицо, похожее на все человеческие лица. Глаза глядят немного ввысь, внимательно и тихо. Губы закрыты, но сжаты; верхняя губа как бы покоится на нижней; небольшая борода раздвоена; руки сложены и не шевелятся. И одежда на нем, как на всех.
"Какой же это Христос! - подумалось мне. - Такой простой, простой человек! Быть не может!".
Я отвернулся прочь. Но не успел я отвести взор от того простого человека, как мне опять почудилось, что это именно Христос стоял со мной рядом.
Я опять сделал над собою усилие...
И опять увидел то же лицо, похожее на все человеческие лица, те же обычные, хотя и незнакомые черты.
И мне вдруг стало жутко - и я пришел в себя. Только тогда я понял, что именно такое лицо - лицо, похожее на все человеческие лица, оно и есть лицо Христа".
Толстовский ли это Христос, Сын Человеческий, только человеческий? Нет. Тот в алтаре со священником или на иконах в блистающих ризах. А Этот в "рабьем зраке", с людьми пришел из мира и снова пойдет в мир. И лицо у Него, "как у всех, похожее на все человеческие лица". Совершенно Божеское, потому что совершенно человеческое. Христос в миру, Христос в человечестве - вот неузнанный, неназванный, но подлинный, тургеневский Христос.
Отсюда религиозное отношение Тургенева ко всемирной культуре, которого ни у Л. Толстого, ни у Достоевского нет.
Толстовское опрощение, надежда спасти Россию "по-мужицки, по-дурацки" есть тоже форма нигилизма. И у Достоевского в его высокомерном презрении к "безбожному, гнилому Западу", в утверждении России как единственного народа-богоносца - опасность еще злейшего, хотя и скрытого, нигилизма, который теперь на наших глазах вскрывается в "зоологическом патриотизме", в действительно безбожном и гнилом национализме современных эпигонов славянофильства. Тут уже воистину под видом Христа провозглашается Антихрист: "По плодам узнаете их". Плоды же их - все происходящие сейчас в России человеческие мерзости и зверские ужасы, освящаемые именем Христа.
Гордыня реакционная, которая противополагает Россию Европе в самодержавии, православии, народности, и обратная, но не менее страшная гордыня революционная, которая отрицает религиозную культуру народа, его живую историю, живую плоть, хочет все смести, разрушить, чтобы строить сызнова на голом месте, - вот две грозящие нам погибели. От этих-то двух погибелей спасает нас религиозное смирение Тургенева перед святыней европейской культуры.
Говорят, Тургенев - западник. Но что значит - западник? Это ведь только бранное слово славянофилов. Неужели же мы всем существом своим не чувствуем, что Тургенев - не менее русский, чем Л. Толстой и Достоевский? Ежели Петр, Пушкин - истинно русские люди, не в презренном, шутовском, сегодняшнем, а в славном, подлинном смысле этого слова, то Тургенев - такой же истинно русский человек, как Петр и Пушкин. Он продолжает дело их: не заколачивает, подобно старым и новым нашим "восточникам", а прорубает окно из России в Европу; не отделяет, а соединяет Россию с Европой. Пушкин дал русскую меру всему европейскому; Тургенев дает всему русскому европейскую меру.
Но с окончательною ясностью Тургенев еще не видел того, что соединяет Россию с Европою. Мы уже видим или скоро увидим.
Соединяет их вселенское начало обеих культур, единое солнце Востока и Запада - вселенское христианство, Христос в миру, неузнанный, неназванный Жених человеческой плоти, всемирной культуры, ибо без Него культура не живая плоть, а живые мощи, или мертвое тело, падаль. Этого-то Жениха, грядущего в мир, увидела в своем вещем сне влюбленная муза Тургенева.
Существовало некогда, кажется, у всех народов, древнее суеверие, а может быть, и неотложная вера в то, что на поминальных тризнах, справляемых во славу героя, тень умершего, бессмертного, присутствует среди живых.
Может быть, вы усмехнетесь, если я напоминаю вам эту древнюю веру и признаюсь, что у меня сейчас такое чувство, что будто И.С. Тургенев, которого кое-кто из пришедших на эти поминки знал при жизни и до сей поры еще помнит, любит, как живого, - у меня, говорю я, такое чувство, как будто он присутствует здесь, видит и слышит нас.
Если действительно есть та живая связь наша с ним, о которой я говорил, если религиозное отношение его и наше ко всемирной культуре - Христос в миру, с лицом человеческим, простым, лицом, как у всех; именно такой Христос, каким Тургенев увидел Его; если Он - единственное наше спасение гибнущей России, то вы поймете, поверите, почувствуете, так же как я это чувствую, что Тургенев - живой, самый нужный, близкий нам человек, что он видит и слышит нас, потому что мы любим то, что и он здесь любил и не мог разлюбить там.
>Л. Толстой и Достоевский, - действительно, заслонили от нас Тургенева.
Да
Это довольно справедливо
Вопросы?
Эти бесконечные мерки чужими пиписонами уже умерших писателей никогда не выйдут из моды.
А можно своими пиписонами умерших писателей?
И Достоевский, и Толстой вышли из Тургенева. Я не говорю, что он лучше, но просто это нужно помнить. А статья хорошая, её написал Мережковский, который в Европе не менее популярен, чем те же Достоевский и Толстой.
И который по уровню мракобесия переплюнул Толстого.
Было бы неплохо, если бы та дуэль состоялась и Толстой застрелил лягушатника, белоручку.
Зачем вообще кого-то мерить, у нас что так много писателей что-бы говорить лучше-хуже?
А мало?
>. Толстой и Достоевский, - действительно, заслонили от нас Тургенева.
Что там заслонять? Отцы и дети слабее лучших вещей Толстого и Достоевского на порядок. Об остальном и говорить нечего, тургеневские девушки через тургеневских девушек.
как вычислял силу текста?
Измерителем выразительной силы
Я измеряю, читаю, потом цифру говорю, задавайте ответы.
Тургенев 60
Так же как ты выделяешь у одного писателя слабые с сильные произведения, выделяешь какие то в числе лучших, а какие то нет. Руководствуясь теми же критериями можно сравнить и произведения разных писателей
В смысле устарел? Он и на момент выхода был так себе.
Достоевский 60 x 10^10
Толстой 61
нет, Достоевский - 84
Толстой - 92
хорошо не умножение массы текста на ускорение текста.
Тургенев и Толстой два главных русских романиста XIX века.
P.S.Временные рамки обсуждаемой литературы: до 90-х годов XX столетия.