>>244535149 (OP)
>Сегодня со мной произошёл тотальный обсер. Из-за нормального пиструна.
>После двух недель переписок пошлых переписок в вк и парочки свиданий с обнимашками я наконец был приглашён к тяночке в гости на поебушки, пока её родители уехали куда-то на пару дней на дачу. Я её предупредил, что если что у меня член небольшой и она ещё спросила А СКОЛЬКО СМ Я говорю 13см. Она сказала ЧТО 13 СМ НОРМА!.
>Ну вот я уже у неё. Попили чай поболтали. Пообжимались...
>Когда я снял трусы и вывалил свой член, было видно по её лицу, что она расстроена, но начала сосать, еле еле но всё же встал - она старалась. Она сказала, чтобы я надел презерватив и дала мне гандон. Я его надел, а он оказался мне великоват. Она буквально охуела, стояла и тупо зависла, уставившись на сие зрелище. Я думаю, надо вести себя как альфа и начал её обнимать чтобы уложить на кровать, но она меня остановила и отпихнула и сказала мол погоди, ты что хочешь чтобы мы занимались сексом ТАК Я спрашиваю как так Она говорит, ты глянь НА ЭТО! ПО ТВОЕМУ ЭТО НОРМАЛЬНО Тут у меня хуй упал. И она сказала, что ей уже не хочется и пойдем лучше пить чай. Было неловкое и неприятное молчание, она залипала в телефон. Я сидел думал, сказал может как-то по другому попробуем Она ответила что типа эммм..ааа.мг..аа можно в принципе, но не сейчас, родители едут назад, и что мне лучше будет уйти, потому что она хорошая девочка. Я сказал ок ладно. Она на прощание говорит, мол не расстраивайся, бывает. Через 2 часа я приехал к себе в общагу, хотел ей написать, но оказался у неё в чс. Звонить не стал. Потому что понял, что смысла нет. Очень сильно расстроился. Нервничал, и из-за этого нервяка поругался с соседом, чуть не подрался. Потом извинился правда.
>Вечером купил гандоны в аптеке самые маленькие. Пикрил - результат тестерования на 13 см норме
>
>кун 23 лвл, студент, лиственник.

15 пунктов которые я понял за 30 и которые поставит твои мозги на место

Простые Истины

Обучаемся.

1. Бог создатель всего сущего есть. Нет его не придумали и не зафорсили чтобы держать тебя в подчинении, дурачок, просто ты необразован и не знаешь, что есть множество племен где верят вообще без всяких заповедей, что есть религии не говорящие о загробной жизни(например ранний иудаизм, да и религия греков. И нет, дурачок, веруны не тупые, это ты тупой, а среди верующих были люди с таким уровнем интеллекта которым ты в подметки не годишься, Платон и Аристотель, Декарт и Ньютон, Спиноза и Лао Цзы. Твой докенз на фоне этих титанов просто заморыш. Бог есть, об этом люди знали всегда на разных континентах, никак не связанные друг с другом. Мистический опыт и чудеса, накопленные свидетельства это не то, что ты, дурик, легко можешь откинуть. Скорее откинут тебя.

2. Женщина не ровна мужчине. У неё меньше весит мозг, она более инстинктивна в своём поведении, развитие цивилизации сделало возможным эмансипацию и равные права, о так как всё всё равно держится на мясе, опыт показывает, что освобождение женщин было ошибкой которая уже дорого нам обошлась.

3. Пидор не равен гетеросексуалу. Тут все понятно, гомосексуалист может быть приличным хорошим человеком, даже героем войны. Но возвести патологии в норму, проводить парады от которых волосы встают дыбом даже у извращенцев, уроки сексуальной толерантности? Это неправильно.

4. Нации и расы не равны. Безусловно белая раса биологически стоит на самом высоком уровне, после желтая арабо-семитская и на самом дне черная. Это не значит, что их нужно уничтожать и тому подобное. просто это нужно учитывать.

5. Всё, что достигнуто это тяжёлый труд и дисциплина.

6. Гедонизм и постоянный поиск удовольствий ведёт только к несчастью и разочарованию. Почитайте о семье миллионеров Онасис которых богатство уничтожило, сделав несчастными людьми, посмотрите на несчастных извращенцев и сластолюбцев с бегающими глазками и выкидывающихся из окон.

7. Семья и воспитание детей важнейшая вещь в жизни человека, без семьи человек неполноценен. Мы не берем экстраординарые случаи вроде Леонардо Давинчи, жизнь которого была преисполнена смысла несмотря на то, что он холост. Берем обычных людей которыми мы в большинстве своем являемся. Все исследования показывают, человек с семьей и детьми живут дольше и счастливей, а чайлдфри просто вырожденцы и брак.

8. Хороша жизнь того человека который занимается любимым и большим делом, отдавая всего себя, а гнида ищущая только личной выгоды и удовольствий утопнет в канаве или канализации.

9. Коммунизм не работает. Положение дел в белых странах сейчас вообще кидает тень заставляет задуматься о всей гуманистической демагогии 18-19 веков. Французская революция был великой, великой ошибкой.

10. Сексуальная революция это ошибка, почти катастрофа. Как и эмансипация женской сексуальности. Падение рождаемости, куколдизм, эпидемия СПИДа и вообще венерических заболеваний, кризис брака, хорошо иллюстрирует то к чему могут привести такие необдуманные эксперименты с базовыми биологическими вещами.

11. Трансексуалы это биомусор. Смотрим статистику самоубийств, депрессий, реальные интервью одумашихся и убираем свои стручки которые достали пофапать на няшных трапиков. Гормоны должны продаваться только людям глубоко больным дисфорией после долгой комиссии и проверок. Точка.

12. Евреи люди лживые, склонные к сутяжничеству, сбивающиеся в клики по национальному признаку и продвигающие свои интересы которые часто расходятся с интересами коренного населения. Материала об этом достаточно, наивным дурачкам которые вылупив глазки славят еврея благодетеля пора одуматься. Мыслить более реальными категориями.

13. Наука имеет ценность чисто утилитарную. Да-да мой юный прыщавый друк из паблика доккинза, если ты думаешь, что можно заменить пустым интрументализмом весь культурный опыт накопленный человечеством, все ориентиры и ценности то ты глубокий дебил. Исправляемся.

14. Молодость это недостаток который быстро проходит. И только современность ставит в центр внимания молодежь, её субкультуры, сленг, ценности, её вульгарные заботы и дискурсы. Взрослых нужно уважать, стариков нужно уважать, они гораздо умнее и мудрее вас.

15. Человек не заботящийся об общем благе и не участвующий в общественной жизни кретин и идиот. Собственно известно ещё со времен древней Греции, не участвовали в политике рабы и маргиналы. Сегодня ты не интересуешься властью, завтра она интересуется тобой.

Ну, чё как поплавали? А теперь ставим мозги на место и возвращаемся в нормальную, счастливую жизнь.

>>244537274
>Запилю и свою стори про похождения мелкохуя
>Недавно лишился листвы с тян, сам я 19 лвл. Проснулся в подавленном настроении, хотя казалось бы, такое событие вчера произошло.
>Но нет.
>Во время ебли просто охуел с того, как малы 15см моего члена. Во время секса хуй постоянно выскакивал, первые пару-тройку раз было похуй, но потом просто каждый раз хотелось испариться самому и стереть тянке память. Девушка брала слишком большую амплитуду, видимо до этого были члены нормальных размеров. Каждый раз когда она начинала двигаться в такт - любое несовпадение в ритме - член сразу выскакивает.
>Когда кончил - вы бы видели ее выражение лица. Она просто лежала и смотрела сквозь меня, с ужасно грустным лицом. На второй заход она уже не захотела, вроде как она оказалась сверху, я думал попытаться в наезднице, но она сказала "давай лучше минет". Я понял, что это из-за того, что в наезднице тем более моего хуя не хватит, там просто НЕ НА ЧЕМ скакать.
>Пошли в душ - я смотрел на неё - а она просто ПОДАВЛЕННАЯ, словно уже осознала необходимость дальнейшего расставания.
>Проснулся сейчас и просто не могу прийти в себя, я очень хотел отношений с этой тянкой, ни с кем не находил так быстро общий язык, всегда на одной волне.
>Но теперь я просто не знаю что делать. за что блядь меня природа наградила этим отростком, в то время как какимто пидрилам и трапам которым он нахуй не нужен природа раздала хуяры по 20+см это просто пиздец. насколько я подавлен и пуст внутри

Какой смысл этих хуетредов, когда наташки всё равно будут ебаться с черномазыми, вместо куколдов-русачков?

>>244543225
Очевидно же, что у руснявой свиноты просто нет шансов против кавказобогов

>>244543225
Если у меня хуй больше чем у негра, то нахуя бабе нужен черномазый?

>>244543271
>Ниггеров на всех не хватит.
Дык ашотики помогут

>>244543302
Грачита реально считает, что Натахе нужен чмохин дрын, а не альфа-самец от которого та потечёт

>>244543302
Натахи текут не от хуя, шиз, а он его обладателя. Если ты двочедаун, то будь у тебя хоть 18, хоть 28, никакая уважающая себя баба на твоё унылое ебало даже не посмотрит. Тогда как смазливому ерохинзу даже с 10-ю см отказов не будет. При должном возбуждении баба кончит и от указательного пальца, без оного – хоть драгондилдаки в неё пихай.

а что если у меня хуец 14 см в 16 лет? это нормас? он ещё вырастит?

>>244544229
>У 99% чмох мелкохуи
>У 99% ерох крупные елдаки 18+х15+
Manyamiroque

>>244544229
> Большой хуй = много тестостерона
А сейчас нам чмоня объяснить взаимосвязь размеров хуя и тестостерона

>>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244544922 >>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244544922 >>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244544922 >>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244544922 >>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244544922 >>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244545009 >>244544922 >>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244545065 >>244545066 >>244545009 >>244544922 >>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244545065 >>244545066 >>244545009 >>244544922 >>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244545065 >>244545066 >>244545009 >>244544922 >>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244545065 >>244545066 >>244545009 >>244544922 >>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244545065 >>244545066 >>244545009 >>244544922 >>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244545065 >>244545066 >>244545009 >>244544922 >>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244545065 >>244545066 >>244545009 >>244544922 >>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244545065 >>244545066 >>244545009 >>244544922 >>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244545315 >>244545065 >>244545066 >>244545009 >>244544922 >>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244545315 >>244545065 >>244545066 >>244545009 >>244544922 >>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244545345 >>244545315 >>244545065 >>244545066 >>244545009 >>244544922 >>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP) >>244535200 >>244535255 >>244535346 >>244535377 >>244535437 >>244535571

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244545345 >>244545315 >>244545065 >>244545066 >>244545009 >>244544922 >>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP)

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244545425 >>244545345 >>244545315 >>244545065 >>244545066 >>244545009 >>244544922 >>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP)

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244545425 >>244545345 >>244545315 >>244545065 >>244545066 >>244545009 >>244544922 >>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP)

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244545425 >>244545345 >>244545315 >>244545065 >>244545066 >>244545009 >>244544922 >>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP)

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244545425 >>244545345 >>244545315 >>244545065 >>244545066 >>244545009 >>244544922 >>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP)

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244545425 >>244545345 >>244545315 >>244545065 >>244545066 >>244545009 >>244544922 >>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP)

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244545425 >>244545345 >>244545315 >>244545065 >>244545066 >>244545009 >>244544922 >>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP)

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244545828 >>244545425 >>244545345 >>244545315 >>244545065 >>244545066 >>244545009 >>244544922 >>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP)

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244545727 >>244545828 >>244545425 >>244545345 >>244545315 >>244545065 >>244545066 >>244545009 >>244544922 >>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP)

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244545727 >>244545828 >>244545425 >>244545345 >>244545315 >>244545065 >>244545066 >>244545009 >>244544922 >>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP)

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244545727 >>244545828 >>244545425 >>244545345 >>244545315 >>244545065 >>244545066 >>244545009 >>244544922 >>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP)

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244545727 >>244545828 >>244545425 >>244545345 >>244545315 >>244545065 >>244545066 >>244545009 >>244544922 >>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP)

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244545727 >>244545828 >>244545425 >>244545345 >>244545315 >>244545065 >>244545066 >>244545009 >>244544922 >>244544891 >>244544844 >>244544851 >>244544810 >>244544733 >>244544772 >>244544631 >>244544632 >>244544618 >>244544574 >>244544557 >>244544530 >>244544429 >>244544463 >>244544395 >>244544385 >>244544384 >>244544378 >>244535149 (OP)

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244546353
>>244546438
>>244546625
>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244546353 >>244546438 >>244546625

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244546353 >>244546438 >>244546625

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244546883 >>244546353 >>244546438 >>244546625

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244546883 >>244546353 >>244546438 >>244546625

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244544008
Каким же нужно быть уёбком, чтобы на серьёзных щах без саги отписываться в засаганном бототреде?

>>244546964 >>244546883 >>244546353 >>244546438 >>244546625

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244546964 >>244546883 >>244546353 >>244546438 >>244546625

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244546964 >>244546883 >>244546353 >>244546438 >>244546625

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244546964 >>244546883 >>244546353 >>244546438 >>244546625

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244546964 >>244546883 >>244546353 >>244546438 >>244546625

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244547073 >>244546964 >>244546883 >>244546353 >>244546438 >>244546625

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.

>>244547073 >>244546964 >>244546883 >>244546353 >>244546438 >>244546625

>Тяжелая удушливая атмосфера господствовала на фронте в конце лета 1918 г. На родине шла тяжелая внутренняя борьба. Из-за чего. В батальонах и ротах на нашем фронте шли различные толки об этом? Ясно, что война теперь потеряна и только дураки еще могут верить в конечную победу. Народ вовсе не заинтересован в том, чтобы вести войну и дальше; в этом заинтересованы теперь только монархия и капитал, — вот какие вести приходили из дому и подвергались обсуждению на фронте.

Сначала фронт на все это реагировал лишь очень слабо. Какое дело было нам, солдатам, до всеобщего избирательного права? Разве за это боролись мы в течение четырех долгих лет? Бандиты хотели теперь обокрасть уже павшего героя, отняв у него задним числом ту цель, за которую он воевал и за которую сошел в могилу. Разве наши молодые полки шли во Фландрии на смерть с лозунгом «да здравствует всеобщее тайное избирательное право» на устах? Нет, неправда, они шли на смерть с кличем «Дейчланд убер алес» («Германия превыше всего»). Маленькая, но все же весьма существенная разница! Те крикуны, которые на фронтах теперь искали всеобщего тайного избирательного права, раньше и носа не показывали на фронт. Эта партийно-политическая шваль до сих пор не была известна фронту. Только очень небольшая частица этих господ парламентариев нюхала фронт в такое время, когда всякий сколько-нибудь уважающий себя немец, если он только мог стоять на ногах, был на фронте.

>Вот почему на первых порах основная масса фронтовиков была почти совершенно невосприимчива к агитации господ Эбертов, Шейдеманов, Бартов, Либкнехтов и т. д., выставивших теперь совершенно новые «цели» войны. На фронте не могли понять, какое право вообще имеют эти тыловые герои опираться на войско для захвата власти в стране.

Моя личная позиция была ясна с самого начала: я ненавидел от всей души всю эту банду жалких обманщиков народа, всю шайку партийной сволочи. Мне давно уже было ясно, что для всех этих негодяев важно не благо народа, а благо собственного кармана. Я видел, что они готовы теперь принести в жертву весь народ и не остановятся перед тем, чтобы погубить Германию. В моих глазах они заслуживали только веревки на шею. Идти навстречу их пожеланиям означало выдать с головой трудящуюся массу в руки карманных воришек. Осуществление их желаний означало гибель нации.

Таково же в первый момент было настроение громадного большинства фронтовиков. За последнее время мы вынуждены были однако, констатировать, что приходящие из тылов пополнения становятся все хуже и хуже настолько, что эти пополнения уже не усиливали старое ядро, но скорее ослабляли его боевую способность. Особенно плохи были пополнения молодых возрастов. Зачастую нельзя было поверить своим собственным глазам, что это сыны того же самого народа, который и в 1914 г. посылал свою молодежь на поля Ипра.

>С августа и сентября разложение стало прогрессировать особенно быстро, несмотря на то, что наступательные действия противника были далеко не так сильны, как в предшествовавшие месяцы. Битвы на Сомме и во Фландрии были куда ужаснее по их жестокости.

В конце сентября моя дивизия в третий раз стояла у тех самых позиций, которые мы штурмовали в самом начале войны, еще будучи совсем необстрелянным полком добровольцев.

Какое тяжелое воспоминание.